— Кабы в тяготу было, увел бы, не подневольный, — слышалось замечание.
— А мы подневольные, што ли?.. — раздавался раздраженный голос.
— Зачем подневольные? В кабалу из нас никто не продавался.
— То-то и оно-то…
— Только как атаман, — замечали более благоразумные.
— Что атаман! Нянька он нам, што ли? И без него дорогу найдем.
— Как же без атамана?
— Другого выберем…
— Другого? Сказал тоже… А кого? Не тебя ли?..
— Зачем меня?.. Не меня и не тебя. Другие найдутся…
— Где они, другие-то?.. Надо, чтобы атаман атаманом был, чтобы знали его в окружности, имени боялись. Таков наш Ермак Тимофеевич.
— Ивана Кольцо попытать…
— Сказал тоже, Иван Кольцо… Не пойдет он…
— Для чего?..
— Супротив Ермака николи не пойдет… И пытать нечего…
— Так самому сказать… Ермаку…
— А как скажешь-то?..
— Круг собрать… А то ведь тошнехонько… Без дела лежать и от еды только брюхо пучить, совсем изведешься…
— Круг — это дело… Надо погуторить с товарищами…
Такие или подобные им шли разговоры среди новых посельщиков строгановских. Ермак Тимофеевич если не знал о них, то угадывал… Надо было дать дело людям, иначе брожение среди них могло принять большие размеры — люди действительно могли уйти, не выдержав скуки однообразной жизни, а это — что плотина: прорвется — не удержишь.
Такого мнения был и Иван Кольцо, не раз предостерегавший Ермака в этом смысле и даже побудивший его завести с Семеном Строгановым разговор о необходимости похода.
— Что ни на есть там будет, а люди, по крайности, ноги поразомнут, и то дело, — говорил Иван.
Поэтому он встретил вернувшегося из хором Ермака вопросом:
— Ну, что, как?..
— Пообождать просил недельку-другую, — ответил Ермак Тимофеевич.
— Ох уж это мне жданье да жданье… Дождетесь до беды, с людьми не управиться, как забушуют…
— Да много ли их бушевать-то будет?.. Большинство-то, кажись, довольно, краль завели себе, — горько усмехнулся Ермак.
— Не узнаю тебя, атаман, чему радуешься. Краль завели… Это-то и неладно, перепортятся вконец, к ратному делу годиться не будут… Только я наших людей знаю. Не из таковских… Смута выйдет, все пристанут к тем, кто из поселка тягу задаст на вольную волюшку, в степь просторную, куда и крали денутся, бросят, не жалеючи. Для казака нет лучшей крали, как пищаль да меч булатный…
По лицу Ермака во время горячей речи его друга и помощника пробежали мрачные тени. Он как бы слышал в этих словах упрек самому себе. Ведь он был почти рад этой отсрочке похода, выговоренной Семеном Иоаникиевичем. А все из-за чего? А из-за того, чтобы лишний раз увидеть в окне верхнего этажа хором строгановских стройную фигуру девушки, почувствовать хоть издали на себе взгляд ее светлых очей да ходючи в хоромы, быть может, ненароком встретить ее на одно мгновенье, поймать мимолетную улыбку уст девичьих.
Какой он казак? Какой он атаман разбойников? Баба он слабовольная!
Нет, надо покончить с этим… Не Ермаку Тимофеевичу поддаваться женским прелестям. Не радости семейной жизни на роду его написаны… Нарушишь главный завет отца — погибнешь ни за синь порох. Эти-то бродившие в его голове мысли и нагоняли тучи на его лице.
— Потороплю старика. Будь по-твоему, — сказал он Ивану Кольцу.
В голосе его послышалась невольная дрожь. Есаул удивленно посмотрел на него и тут только заметил особенно странное выражение его лица.
— Что это с тобою, Тимофеевич? В жисть не видел тебя такого-то…
— А что? — встрепенулся Ермак.
— Как что? Да ты туча тучей… Что с тобою приключилось?
— Ничего, так! Что-то не по себе, недужится… Засну вот, может, сном пройдет.
— Засни, засни, а я пойду с ребятами погуторю, может, и разговорю.
— Чего разговаривать их? Скажи, что скоро в поход двинемся, — раздражительно заметил Ермак Тимофеевич, укладываясь на лавку, подложив себе под голову скинутый им с себя кафтан.
Иван Кольцо взял шапку и пошел из избы, но на пороге оглянулся на уже лежавшего Ермака и сомнительно покачал головой.
— Приворожила, — проворчал он себе под нос. — Вот она, баба-то, сила! Ермака осилила.
Он окончил эту фразу за дверью избы и пошел, насвистывая, по селу.
Ермак Тимофеевич между тем не спал. Ему спать не хотелось. Он нарочно сказал, что заснет, чтобы некоторое время полежать с закрытыми глазами, сосредоточиться.
Уход есаула и друга был очень кстати. Ермаку не надо было притворяться спящим. Он был и так наедине с самим собою.