Домаша посмотрела на свою хозяйку-подругу, сидевшую за пяльцами. Та низко склонилась над ними и сидела не шелохнувшись. Ксения Яковлевна поняла, что посыл Яшки гонцом в Москву — дело Антиповны: грамотка адресована боярину Обноскову с приглашением прибыть сюда, чтобы вести ее под венец. Это старуха-нянька наговорила дяде Семену невесть что, он и отписал жениху. Не пойдет она ни за что под венец, лучше сбежит куда глаза глядят или в монастырь затворится. Коли не бывать ей за Ермаком — так никто ей и не надобен.
Эти мысли быстрее ласточки пролетали в голове девушки и болью отзывались в ее сердце. Она быстро отодвинула пяльцы и вышла из рукодельной. Антиповна, сидевшая на своем наблюдательном посту, пристально посмотрела ей вслед.
«Ничего, пройдет это, — подумала она. — Весть-то уж больно для нее нежданная-негаданная».
Вслед за Ксенией Яковлевной вскочила из-за пяльцев и Домаша и прошла за молодой хозяйкой. Она застала ее сидящей на лавке и в слезах. Домаша молча села рядом.
— Это к нему посылают грамотку, к нему!.. Ненадобен он мне, ненадобен!.. — воскликнула Ксения Яковлевна, упав на плечо подруги, и заплакала.
— Да не убивайся ты, Ксения Яковлевна, раньше времени… Ближний ли свет Москва-то! Пока он получит грамотку, пока ответит да сам соберется, много воды утечет, ох, много… Мне вон с Яшкой разлучаться надо и то не горюю, хоть бы что, и без того его не отпущу, чтобы от Ермака он мне какой ни на есть для тебя ответ принес…
— Ах, нет, Домаша, не надо, соромно, — все же несколько повеселев, сказала Ксения Яковлевна.
— Что тут за соромно! Стороной он ведь разведает, не напрямки.
— Разве что стороной…
— Не смущайся. Я позову к тебе Антиповну, мне ее из рукодельной надо выудить, уйти надо, повидаться с Яшкой-то.
— Хорошо, позови, я ее заставлю себе сказки рассказывать.
— Это ладно…
Девушка выскочила в рукодельную.
— Антиповна, — сказала она, — Ксения Яковлевна тебя кличет.
Старуха быстро встала и поплелась в соседнюю горницу. Не успела Антиповна переступить порог, как Домаши уже не было в рукодельной. Она стремительно выбежала вон, спустилась во двор, два раза пробежала мимо избы, где жил Яков с товарищами, знавшими о его якшанье с Домашкой, и бросилась за сарай в глубине двора, за которым был пустырь, заросший травою.
Запыхавшись, Домаша присела на один из пней. Пустырь этот был давно излюбленным местом свиданий ее с Яковом, но чаще всего ему приходилось здесь часами бесплодно ожидать девушку.
Теперь Домаша ждала его.
«Ишь понесет его в какую даль… Невесть что случиться может… Кажись, надо бы ему отговориться да остаться. Семен Аникич добрый, за неволю не послал бы, другого бы выбрал. Чай, самому в Москве погулять хочется… Уж и задам же я ему холоду», — думала девушка, сидя и чутко прислушиваясь к малейшему шороху.
Кругом все было тихо.
«Что же он, пострел, не видел, што ли, меня?.. Кажись, какая-то рожа из окна выглядывала, скажут», — терялась она в догадках.
Наконец до слуха ее донеслись торопливые шаги по двору.
— Идет! — решила она.
И действительно, через несколько минут из-за сарая появилась на пустыре высокая, стройная фигура Якова. Он быстро вышагивал навстречу девушке.
XIII
На пустыре
Домаша притворилась, что не заметила приближения Якова.
— Домаша, а Домаша! — окликнул ее парень, подойдя к ней сзади.
— А, это ты! — с деланым равнодушием обернулась к нему девушка.
Яшка хотел обнять ее.
— Не замай, — ударила она его по руке. — Чего лезешь с лапами?.. Облапливай московских баб и девок…
— Уж знаешь, — усмехнулся он. — И глупа же ты, Домаша, не своя в том у меня воля.
Девушка не дала ему докончить начатую фразу:
— Не глупее тебя. Знаем вашего брата, насквозь видим… Разводи бобы, а мы послушаем.
Она задорно снизу вверх посмотрела на него. Он продолжал хитро улыбаться.
— Что знаешь, что видишь? Известно, по неволе еду в такую даль, Семен Аникич посылает с грамотою к боярину Обноскову.
— Знаем это, знаем…
— И посмотришь, все-то вы в рукодельной знаете… Дивное дело!
— Что же тут дивного? Не за замком сидим…
— Это-то так, да больно скоро уж… Не успел я с Семен Аникичем с глазу на глаз переговорить, все уж известно.
— Сам виноват, болтать ведь сейчас пустился, гонцом-то в Москву еду, знай наших.
Домаша произнесла это, передразнивая самого Якова, с нескрываемой иронией…