Ксения Яковлевна Строганова стала в этот день княгиней Сибирской. Уж более недели, как всю усадьбу с быстротою молнии облетела весть, что осыпанный царскими милостями завоеватель Сибири Ермак вернулся к Строгановым, чтобы вести свою обрученную невесту к алтарю. В этот вожделенный день возвращения жениха Ксения Яковлевна проснулась особенно печальной. Находившаяся при ней Домаша заметила это и спросила:
— Что с тобой, Ксения Яковлевна?
— И сама не знаю, Домашенька, что со мной деется, тяжело мне так на сердце, — отвечала со вздохом Строганова.
— Да это перед радостью, — умозаключила Домаша. — Может, близок уже князь-то ваш Ермак Тимофеевич.
— Не говори лучше мне про это… не береди пуще моего сердца, я и так смерть как истомилась, его дожидаючись…
— Дождешься, Ксения Яковлевна, дождешься.
— Ох, и думать об этом боюсь я, девушка… Уж сколько времени как уехал Иван Иванович, да и воевода московский, чай, давно уже на место прибыл, а Ермака Тимофеевича нет как нет. Запропастился он, где и отчего, неведомо, не хуже, как надысь твой Яков, — заметила Строганова.
— Да и ты, Ксения Яковлевна, кажись, клепаешь на него, как и я надысь клепала на моего Яшеньку, а он, оказывается, большую службу сослужил Семену Аникичу, что поехал на Москву-то, успокоил его, страсть как похвалил и серебром его крестный наградил… Избу вот строить приказал, не изба будет, а гнездышко…
— Иди-ка ты, Домаша, одна под венец честный, меня не дождешься, — вздохнула Ксения Яковлевна, и из глаз ее выкатились две слезинки.
— Нет, нет, уж зачем, столько времени ожидали, подождем малость…
— Малость… — тоном печального сомнения повторила Строганова.
— Конечно же малость… Може, не сегодня завтра пожалует наш князенька…
— Кабы твоими устами да мед пить…
— И меду, и браги, и вина заморского, всего попьем на нашей свадьбе, — весело сказала Домаша.
Ксения Яковлевна даже не улыбнулась, несмотря на то что смех ее любимой сенной девушки всегда действовал на нее заразительно. Видимо, действительно было у нее тяжело на сердце.
— Матушка еще вчера говорила, что близко он… А она чует… — как бы про себя уронила Домаша.
— Разве говорила? — встрепенулась молодая Строганова.
— Да, была я у нее вчера под вечер. Слышу, говорит, гул от копыт лошадиных, едет это суженый Ксении Яковлевны…
— Ты не врешь? — с тревожным сомнением в голосе спросила она.
— Зачем врать… Пес врет, а не я, как говорит Антиповна.
— Так и сказала, да?..
— Верно слово…
— Кабы ее слова да исполнились…
— А когда же они не исполнялися?..
— Так-то так, да мне что-то и ей не верится, уж очень мне тягостно.
— Говорю, это перед радостью.
— Кабы так… — со вздохом молвила Ксения Яковлевна.
Слова Домаши исполнялись с какою-то прямо волшебною быстротою.
Вышеприведенный разговор между девушками происходил сперва в опочивальне Строгановой, пока она делала свой туалет, а затем во второй горнице светлицы, куда они вышли.
— Кабы так… — снова, как бы отвечая своей мысли, повторила молодая Строганова, подходя с Домашей, по обыкновению, к окну, из которого виднелась бывшая изба Ермака Тимофеевича.
Новопостроенный поселок был после ухода московских стрельцов пуст. Семен Иоаникиевич ожидал со дня на день новых посельщиков.
— Да оно так и есть! — воскликнула Домаша. — Гляди! Кто едет-то!
Ксения Яковлевна взглянула по направлению руки своей сенной девушки. Сердце у нее радостно забилось. По дороге, прилегающей к поселку, но еще довольно далеко от хором, двигалась группа всадников, человек пятьдесят, а впереди ехал, стройно держась в седле и, казалось, подавляя своею тяжестью низкорослую лошадку, красивый статный мужчина. Скорее зрением сердца, нежели глаз, которые у нее не были так зорки, как у Домаши, Ксения Яковлевна узрела в этом едущем впереди отряда всаднике Ермака Тимофеевича.
— Кажись, и впрямь это он! — воскликнула Строганова, схватившись за руку Домаши.
Голос ее дрожал. Она то бледнела, то краснела.
Отряд действительно приближался, и уже теперь Ксения Яковлевна явственно различала фигуру своего жениха.
— Он, он! — воскликнула она. — Надо дать знать дяде…
И Ксения Яковлевна сделала движение, чтобы идти в рукодельную.
— Знают уж все, знают… — остановила ее Домаша. — Глянь-ка, на дворе что делается!
Там действительно царило небывалое оживление, доказывающее, что приближение желанного и долгожданного гостя было замечено, а следовательно, и Семен Аникич был об этом предупрежден.