– Господа офицеры, смирно! Слушай приказ! В четыре тридцать атакуем транспорты противника и «Акицусиму». Координаты будут сообщены перед атакой. Вольно! И еще, господа, от имени командования поздравляю всех с подтвержденным потоплением бронепалубных крейсеров «Сумы», «Идзуми» и «Мацусимы». Последний, правда, почти дошел до берега, но выброситься не успел.
– Служу Престолу и Отечеству! – дружно рявкнули офицеры, чьи лица расцвели улыбками.
– Эльвальд Вильгельмович, за вами «Акицусима». На этот раз не промахнитесь, – с улыбкой произнес Колчак.
– Благодарю вас, Александр Васильевич! Я не подведу больше, честное слово!
Мичман Клейст благодарил так, будто бы его не отправляли в бой с превосходящим силами противником, выход из которого живым в рассветных сумерках был маловероятным, а наградили самой высшей наградой Российской империи.
«Сам бы лучше крейсер атаковал в одиночку, чем на транспорты идти. И у меня душа не лежит топить пароходы с войсками. Как-то это бесчестно, – изображая радость на лице, думал командир специального отряда торпедных катеров. – Хотя Тимофей Васильевич, когда мне, как он сказал, „мозги промывал“, много чего про японцев и их зверствах поведал во время японо-китайской войны, а также заверил, что после этой войны многое во взглядах на благородное ведение боевых действий изменится. И, вернее всего, он прав».
– Да что он делает?! Не успеет же отвернуть! Черт…
Громкий и возмущенный крик Кононова заставил меня перевести бинокль от атакуемых японских транспортов на место, где стоял крейсер «Акицусима». Одинокий торпедный катер на огромной скорости сближался с японским кораблем, четко выдерживая под огнем курс для сброса торпед. Дистанция составляла метров двести, чуть больше кабельтова. На такой скорости надо было срочно отворачивать, иначе можно было столкнуться с крейсером.
Словно услышав крик Кононова и мои мысли, катер использовал бугельную систему сброса торпед и начал забирать в сторону, а потом будто бы споткнулся на полном ходу. Вернее всего, в него попал снаряд. Оседая в воде и теряя скорость, миноноска вернулась на прежний курс и направилась к «Акицусиме».
– Что он делает?! – с каким-то отчаянием в голосе вскрикнул стоящий рядом Ризнич.
– Как говорят наши противники: «Идет по пути воина. Самурай должен, прежде всего, постоянно помнить, что он может умереть в любой момент, и если такой момент настанет, то умереть самурай должен с честью. Вот его главное дело», – процитировал я один из принципов бусидо, не отрываясь от бинокля.
Скорости и времени катеру хватило, чтобы добраться до крейсера. Сначала поднялись водяные столбы подрыва двух торпед, а затем в яркой вспышке пропал небольшой русский корабль, до конца выполнивший свой долг.
Взрыв катера был сильным. Видимо, кроме керосина, на котором работала его двигательная установка, была еще и запасная мина-торпеда. Бугельная система их сброса позволяла перевооружить корабль силами экипажа. Правда, на спокойной волне.
Когда облако огня опало, стало видно, что японский крейсер неумолимо начал заваливаться на бок и до его полного переворачивания остались даже не минуты, а буквально секунды.
– Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас, – снимая фуражку и крестясь, произнес командир шхуны.
За ним все офицеры и нижние чины сняли головные уборы и начали креститься, читая про себя молитвы.
– Достойная смерть для наших моряков. Думаю, командир «Акицусимы» капитан первого ранга Като Садакити ее оценил, – произнес я, надевая фуражку.
– Тимофей Васильевич, вы!.. – возмущенно начал Ризнич, но потом несколько осекся, подбирая слова: – Как-то слишком высоко оцениваете нашего противника, особенно в такой ситуации.
– Да, Иван Иванович, я высоко оцениваю высокий боевой дух и готовность к самопожертвованию у японцев, особенно у офицеров, в основном воспитанных на принципах «Хагакурэ Бусидо», что переводится как «Путь воина, сокрытый в листве». «Каждое утро настраивай свой разум на то, как правильно умереть. Каждый вечер освежай свой разум мыслями о смерти. Путь воина – это путь смерти». На таких принципах воспитаны эти желтолицые макаки, как их часто называют культурные европейцы, – я посмотрел на офицеров, которые внимательно прислушивались к нашему разговору с Ризничем. – По моему мнению, на сегодняшний день только русские и японцы могут, презрев смерть и пожертвовав своей жизнью, добиться победы над врагом. Сегодня мы увидели подвиг наших моряков, которые выбрали смерть и пошли сознательно на нее, чтобы гарантированно утопить крейсер противника. Это достойная смерть, о которой будут помнить наши потомки!
А в голове мелькнули сведения из моего прошлого-будущего. Четыреста сорок пять советских героев совершили в годы Великой Отечественной войны подвиг, аналогичный действиям Александра Матросова, закрывшего своим телом вражескую амбразуру и спасшего ценой своей жизни десятки других жизней.
Такого самопожертвования мир еще не видел. Самопожертвование – это, конечно, довольно широкое понятие. Помимо броска на амбразуру к такому роду подвига можно отнести воздушный и наземный тараны, бросок под танк с гранатой, подрыв себя и врагов гранатой. Во время военных действий многие герои вызывали огонь артиллерии и авиации на себя. Бывало, что бойцы закрывали собой командира и однополчан. Уникальный подвиг совершали связисты, когда они, восстанавливая кабель связи, при критических обстоятельствах пропускали ток через себя.
О том, что кто-то из вермахта, войск сателлитов гитлеровской Германии, польской Армии Крайовой или в армиях наших союзников по антигитлеровской коалиции закрыл собой амбразуру дота, я не слышал, но вот про тэйсинтай, то есть про добровольцев-смертников в японских вооруженных силах во время Второй мировой войны, знают во всем мире.
Наиболее известные из них – камикадзе, летчики-смертники. Но кроме них у японцев были парашютисты тэйсинтай, которых использовали для уничтожения самолетов, боеприпасов и горючего на аэродромах противника с помощью бомб и огнеметов.
В Квантунской армии в сорок пятом году имелась отдельная бригада смертников, а в каждой дивизии – батальон тэйсинтай для уничтожения бронетехники, артиллерии и живой силы противника.
На море отличились синъе – смертники на быстроходных катерах со взрывчаткой, кайтэн – люди-торпеды, кайрю – смертники на малых подводных лодках. Были даже фукурю – пешие водолазы-подрывники, которых называли «драконы удачи».
В Германии примерно до сорок четвертого года не пропагандировались самопожертвование и «победа любой ценой». Поэтому о подвигах вроде талалихинского, гастелловского или матросовского, совершенных немцами в тот период, ничего не известно.
Но в конце войны подобные случаи были. Были даже эскадрильи истребителей-смертников (Rammjager). Вступая в них, пилоты давали клятву в каждом бою сбивать не менее одного вражеского бомбардировщика, а если не удастся сделать это из пушек, то таранить противника.
Известный ас Генрих Эрлер весной сорок пятого погиб при таране американской «летающей крепости». Последние его слова были: «У меня закончился боекомплект, иду на таран, до встречи в Вальхалле!»
– Тимофей Васильевич, а как же расстрел наших моряков, которые пытались спастись с тонущего «Варяга»? Разве это не бесчестно? – задал вопрос Ризнич, прервав воспоминания из прошлого-будущего, которые все реже и реже посещали меня.
– Понимаете, господа. Я, конечно, не большой знаток японской культуры и философии, но из того, что узнал, могу сказать, что во время этой войны благородства и гуманности, как на европейских полях сражений, можно не ждать. В японской культуре выше гуманности стоит практицизм. Для любого японца намного практичнее добить упавшего и даже сдающегося противника, нежели помиловать его, пока тот не успел прийти в себя и броситься опять в бой. Идеал благородства по отношению к врагу у японцев так и остался идеалом, он существует в основном оторванно от реальной самурайской жизни, – я сделал небольшую паузу. – И еще, господа офицеры, для расширения кругозора. Великий фехтовальщик средневековой Японии Мусаси Миямото, не любивший лукавить, говорил о смысле боя просто: «Скрещивая свой меч с мечом противника, не думай о том, рубишь ли ты сильно или слабо, просто руби и убей врага. Твои мысли должны быть заняты лишь тем, как убить. Главное – уничтожить противника, и нигде не сказано, что это необходимо сделать благородно в открытом поединке». Вот такая неизвестная для нас самурайская культура. На этом эмоции отодвигаем в сторону, потом будем радоваться или грустить! Эмоции – это удел победившего! Кто воюет с ними рука об руку, никогда не побеждает, потому что разум в такие моменты не работает. Отбросьте страх и ненависть, помните только главное – поставленная задача должна быть выполнена, а мы все должны уцелеть. Вопросы есть?!