Выбрать главу

На вахте позвонил её брату и успокоил его.

– Что сказал брат? – спросила меня девушка.

– Что он тебя очень любит и переживает за тебя, – ответил я ей.

И мы решили сходить с ней в Эрмитаж. Ещё когда жил в Крыму, случайно купил книжку "Искусство Западной Европы" и узнал из неё много интересного. Поэтому, когда мы ходили по залам Эрмитажа, мне было, что рассказать ей. А иногда мы просто останавливались в коридоре и целовались, несмотря на негодующие вопли бабулечек-смотрительниц. Нет, мы не делали это демонстративно, просто нам было так хорошо, что не замечали ничего вокруг.

И вот мы в зале Леонардо да Винчи у его знаменитой картины "Мадонна с цветком" (http://www.hermitagemuseum.org/html_Ru/08/hm88_0_1_28.html).

Я рассказал своей девушке, как эту картину, сильно замазанную поздними добавлениями, неведомо какими путями оказавшуюся в России, приобрёл купец у какого-то мужика, и продал в свою очередь, частному коллекционеру. Так из безвестности воскресла картина гениального итальянца.

В этот момент в зал вошла группа интуристов, которым бойко щебетала смазливая молоденькая экскурсоводша, намакияженная безвкусно и чрезмерно, словно валютная проститутка. Впрочем, отличаясь от последней лишь набором услуг, но не отличаясь натурой.

– On the left side you can see a picture of the famous Italian artist... – верещала она, поворачиваясь к картине.

А перед картиной стояли мы.

– Мотайте отсюда, – сказала она нам негромко, продолжая мило улыбаться иностранцам.

– Чего? – оскалился я.

– Чешите, я сказала! А то вон щас милиционеру скажу. – И она кивнула на стоящего у окна милиционера.

Тот, поняв, что ситуация требует его вмешательства, поправил кобуру и направился к нам.

– Fuck you! Shit! – выдал я этой крашенной суке весь набор известных мне английских ругательств.

ИЮ взяв свою подругу за руку, удалился в другой зал. Это сейчас эти слова знают даже дети, тогда они были нашим гражданам в диковинку. Поэтому милиционер поразмыслив, решил, что ничего криминального не произошло, вернулся к окну. Вобщем, поставил я эту шлюху-экскусоводшу в такую же языковую вилку, что и она меня. Она обгадила меня перед подругой, оставаясь милой и любезной в глазах иностранцев. Я её также обложил перед иностранцами, но в глазах милиционера и (надеюсь) своей девушки, не сказал ничего плохого. Вобщем, пусть теперь стоит в дерьме и обтекает.

Потом прошли в соседний зал, моя девушка обратила внимание на картину «Юдифь» художника Джорджоне (http://www.hermitagemuseum.org/html_Ru/08/hm89_0_1_78_0.html): идеально прекрасная женщина с мечом в руке грустно смотрит на отрубленную бородатую мужскую голову. Я рассказал девушке о сюжете картины: вождь самаритян Олоферн со своим войском напал на Иудею. Когда его армия встала на ночь лагерем, славная дочь иудейского народа Юдифь проникла к Олоферну в шатер, соблазнила его, а потом, когда он уснул, отрубила ему голову.

Ну и что дальше с той девушкой, спросите? Вообще-то к Эрмитажу это уже не относится, но расскажу. Мы прожили вместе ещё неделю. Ей и в самом деле стало значительно лучше. Уж не знаю, была ли моя близость с ней тому причиной, но думаю что это так на самом деле, и горжусь этим. Ну не могу я улучшить весь мир, пусть хоть одному человеку сделаю лучше.

Потом ей стало настолько лучше, что она решила, что сможет обойтись без меня. Вдруг обнаружила, что у нас полное несовпадение взглядов и вкусов. А потом просто предложила мне уйти. Я не читал тогда ещё романа Ф. Фитцджеральда "Ночь нежна", а потому не знал, что это обычное окончание подобных романов. Женщины не прощают великодушия.

Я просто обезумел от горя. Как это уйти? Да ведь это же убить часть самого себя, самую лучшую часть! Но пришлось. Раз уж я любил её, то это последнее, что мог сделать для неё. Правда, она пыталась утешить меня:

– Но ты можешь заходить иногда, как друг.

– Спасибо, – говорю, – но под словом «дружба» я понимаю совсем другое.

И ушёл. Навсегда. Я наполовину неживой был тогда, не жил, а существовал. Жизнь закончилась для меня, когда навсегда потерял ее. Сам был словно тогда Олоферн с отрубленной башкой.

Но все проходит, проходит и это.

Сейчас женат, счастлив, у меня две замечательные красивые дочки. И никогда не пытался найти её, встретиться с ней и т. д. Как говорится: "уходя – уходи". Только иногда от общих знакомых узнаю, как у неё дела. У неё тоже семья, другой муж. Тот, её первый муж, бросивший её больную, кстати – музыкант филармонии, тоже женился по новой, есть ребёнок. Вроде всё в порядке, короче – хэппи энд. Только вот иногда, очень редко, мне домой кто-то звонит. Я беру трубку, говорю "Аллё", а на том конце провода никто не говорит, только тихо плачет.

И уж совсем не думал я тогда, в 85-м, что в Эрмитаже буду потом работать. Проходя по Иорданской лестнице (http://www.hermitagemuseum.org/html_Ru/08/hm88_0_1_21.html), вспоминал, как мы, увидев, что у одной из статуй обломана кисть поднятой кверху руки, загадали тогда, что ещё раз вернёмся сюда вместе, когда кисть отремонтируют. В 93-м, когда я поступил на работу в Эрмитаж, рука у статуи была уже восстановлена. Вот только мы с ней вдвоём так и не пришли в музей никогда.

PS: История абсолютна подлинная. Настолько, что хочется сейчас удалить её с компьютера. Пусть уж лучше останется.

Август 1985 года (продолжение)

Давно, в 1985 году, был я знаком с девушкой, закончившей консерваторию. К сожалению, с ней не сложилось, о чём до сих пор жалею, ну, да и не я от неё ушёл, а наоборот. Но сейчас не об этом разговор, а о Рахманинове. Так вот, после того, как мы провели ночь вместе у меня в общежитии и сели завтракать, с дешёвого репродуктора на стене заиграли первые фортепьянные аккорды. Она сразу вся напряглась, профессиональный музыкант в ней чувствовался (она работала преподавателем в музыкальной школе по классу фортепьяно). А потом спросила меня:

– Ты знаешь, чья это музыка?

– Рахманинов, – ответил я совершенно обыденно, словно меня спросили, сколько "который час".

– А какой концерт его исполняют? – Ещё раз спросила она уже с ревнивыми нотками.

Как же: обычный лимитчик-деревенщина, крановщик со стройки – и на слух отличает Рахманинова!

– Второй концерт, для фортепьяно с оркестром.

Спокойно так сказал, словно в своей деревне чуть не каждый день слушал Рахманинова.

И начал ездить ей, совершенно уже обалдевшей, по ушам. Травить, как говорят матросы.

– У нас в деревне, как счас помню: сядешь, бывалочи, на сенокосе под скирду после цельного дня работы на тракторе, хряпнешь ковшик самогону с устатку – и давай слушать Рахманинова на кассетном магнитофоне. Кстати, кассета со Вторым концертом была моя самая любимая.

Она обалдела совершенно! Чтоб вот так запросто, простой строитель из общаги, деревенский – и разбирается в классической музыке! От изумления она долго не могла прийти в себя. А я невозмутимо так стоял, внутренне потешаясь над ней.

А теперь открою вам секрет, почему я так уверенно идентифицировал эту музыку. Признаюсь сразу: в музыке, тем более в классической, я не то, что ноль, скорее даже – отрицательная величина. Здесь у меня пробел. Да и музыкальным слухом природа не наградила. Зато щедро одарила хорошей памятью (сейчас уже слабеет, наверное, склероз подкрадывается к старости). Так вот, все наверняка смотрели хороший старый фильм "Весна на Заречной улице". А там есть эпизод, когда простой рабочий парень-сталевар (актер Николай Рыбников), учащийся вечерней средней школы, пришёл вечером к учительнице домой, пересдать экзамен. Она сказала ему:

– Подождите чуть-чуть, это недолго, буквально пять минут.