Вопросы те же – мир не тот. Однако
Я слышу голос прежний, и тоска
От расстояний бешеных утихла.
18 Октября, 2000
Подвешенные над дорогой провода
Роняют тень, как будто след колесный
При резком торможении. Тогда
Мне мнится шум аварии дорожной.
Играет ветер – и лохмата пальм башка,
Автомобиль презрительно толкает,
Свист в окнах оглушает ездока —
Стихия человеку угрожает.
Как кровь красна осенняя листва,
Летает мусор с целью ослепленья,
Тунель направлен на разрыв моста,
Порыв сильней – и гул землетрясенья.
Уймись, фантазия, вернися в берега
К своим баранам и начни от печки:
Стоят столбы, дорога, провода,
И тени на дороге и на речке.
Волчий глаз отражателя
Светит нам в темноте —
Мы ночи испытатели
И летим в пустоте.
Эвкалипты могучие
Вдоль дороги стоят —
Волны мощно пахучие
Овевают меня.Тише шины шуршание —
Крут ночной поворот
Вглубь долины. Сияние
Озаряет полет.Начало века
А к дочери приходит медсестра
По поводу родившегося сына,
Что приходила и ко мне когда-то
Всё с тем же назначением. Теперь
Она сказала, что давным-давно
Булатовы здесь жили всем семейством.
И дочь её припомнила – сестра
Смотрела за двойняшками моими.
Светило всходит и заходит вновь.
Законы жизни непреодолимы.
Сменяются и длятся неделимо
Родители и дети и любовь.
Жидовкою в Москве
И гойкой в Назарете
Я чувствую себя —
Наследие родных.
Сложилось исторически —
И те, и эти
Нутром учуют
Признаки чужих.
Мулаты и метисы вне закона.
Гибрид бесплоден, так как одинок.
Должна ты выбрать, с кем стоять у трона,
И где изгоем быть. Вот бог – а вот порог.
И разделились. Брат-тот в Назарете,
Еврейкою назвал родную мать.
А я встречаю солнце на рассвете
С крещёнными детьми, что продолжают спать
В палатке, посреди пустой Мохаве,
Под небом ясным в звёздах золотых,
Не мудрствуя лукаво о забаве
Деленья надвое: своих или чужих.
«И мама в белом платье у гортензий», —
По Чехову почти и по словам
Уже моей, ушедшей без претензий,
Кивающий с небес земле и нам.
И вот теперь отчётливо и ясно
Понятным стало мне, что тыла нет,
И следующей мне стоять на трассе,
Ведущей в пропасть бесконечных лет.Зачем точить слезу над фактом вечным —
По очереди мы в строю стоим
Защитой перед бездною беспечным,
Весёлым, глупым, дерзким и родным.Не прекращаю рифмовать —
Стихи, они приходят сами.
Их не успеешь записать,
Они исчезнут, как в тумане.
Возникнет стройная срока
Из ничего, из мановенья
Мечты, пролёта ветерка,
Увядшей травки дуновенья.Забыв про голод и дела,
Бросаюсь в поисках бумаги,
Чтоб мысль случайная легла
Так точно, как уколы шпаги.Прокруста чувствую в себе,
Когда строгаю под размеры
Корявый стих. Галли Матье
Превосхожу сверх всякой меры.Не прекращаю рифмовать…
Второй день дождь,
Ужасно надоел.
Не ливень не гроза —
Так – сеет понемногу.
И мокнет ночь.
Забор слегка осел.
И мокрые глаза
Не различат дорогу.Несвязна мысль,
И теплется едва
Сознанье долга,
Что привязывает к делу.А разум – рысь
Не сложит два и два.
День – все без толку,
Ночь – как угорела.Скорей, скорей окошко распахну,
И в промежуток меж двумя дождями
Пойду искать просвет, голубизну
Уставшими от серого глазами.
Смотри, там ярче краски от воды,
И запахи сильнее зазвучали,
И чище воздух. Не было беды —
Придет и солнце, и уйдут печали.Я засыпаю с книжкою в руках,
И вспоминаю маму, в той же позе
Сидящей в кресле. Время на часах
Застыло в середине дня. И в бозе
Почившей мамы нету на земле.
А капли дождика все те же на стекле…
Три тени я бросаю на асфальт:
Две тени от окрестных фонарей,
А третью тень едва отметил взгляд —
Та от луны…
Две тени изменяются в ночи —
Они растут и исчезают в ней.
А третья не желает ни расти,
Ни исчезать…Две тени ярки. Третьей вид уныл,
Зато сумеет форму удержать.
Ли Бо – мудрец, стихи ей посвятил,
А я могу бумагу лишь марать.Играет ветер в сказке Андерсена,
Насмешник, вывески меняет по пути.
А здесь, разбойник, раскачал телеантенны
И мусорные баки своротил.
Февраль порывист, точное поверье,
Листву несёт и пальмы распушил.
Орёл взъерошенный наземь роняет перья,
А Фаренгейт свой градус уронил.
Сирены полицейских с воем ветра