Mojave Desert 2000
Вуалетку тумана
И румяна зари
Приготовила к вечеру
Смерти долина,
И играет алмаз
Той вечерней звезды,
Что украсила ночь
В завершенье картины.
И насурьмили горы
Резные зубцы,
И спустилась прохлада
В долину ночную.
И дорога мерцает —
Там мчатся гонцы,
Унося к антиподам
Жарищу дневную.
И зеркалом сияет паутина,
И капли дождевые на ветвях,
И птицы осторожные терцины,
И завеси туманов на холмах.
И начинает представление природа,
И осветитель дал прожектора,
И солнце режиссует непогоду,
И мизансценой – дальняя гора.Проходят марьонетки краем сцены,
Не зная, кто за ниточку ведёт,
Подвластные всесилью Мельпомены,
Вдали от человеческих невзгод.Заботам недоступные просторы,
Мир поднебесный лишь слегка прикрыла тень,
В туманных вихрях небеса и горы,
И фоном – океан в ненастный день.
Москва, май 2001И мимо глаз плывут стволы берез,
И неизменный лес опять встречает,
И птичий свист меня сопровождает,
И вторит птицам тихий скрип колес
Коляски с внуком.
Мимо пробегают
Собачники, атлеты, – люди. Всех
Усталый лес привычно поглощает —
Их беды – горести, их радости и смех.
Мазки травы на полотне земли
Художник – май небрежно набросал,
И мелкие букашки поползли,
И солнца луч в глаза мои попал.
И ветер прошуршал в траве ужом,
И птичий гвалт заполнил тишину.
Расположились тени под кустом
И отдыхают, отходя ко сну.Качает ствол березы, как гамак, —
Я чую это собственной спиной.
А растворение в воздусях – явный знак,
Что снова я приехала домой.И вот пришло мне время говорить:
«Редеет круг друзей»,
И повторять все чаще,
Что некому внимание дарить.
Все шире мир теней.
И пение косой все слаще.
Заколдовал меня весенний лес —
Под сильным ветром клонятся березы
И выпрямляются, как мятник-отвес,
Здесь исполняя роль гипнотизера.
Стремительный пролет вороны с громким кар
Внес ноту диссонанса в птичье пенье,
Как появленье голливудской стар
В березовом лесном столпотворенье.Прозрачно мелколистье в вышине,
Сверкает драгоценным изумрудом —
Его так много в дальней стороне,
А здесь его явленье – чудо.То волшебство случилось в яркий день
При сильном ветре и листвы сияньи,
И чувство странное мелькнуло, словно тень,
Как новое судьбы предначертанье.Рахманинов Сергей, чье имя носит зал,
Нанизан на кол мраморной скульптурой.
И божьих одуванчиков девятый вал
Спешит, чтоб насладиться музкультурой.
Зал бело-голубой, утеха для души,
На волнах музыки баюкал неофита, —
Обидеться на дерзость не спеши,
Ведь маска дерзости – для слабого защита.И загудели звуки сарабанды.
Шмелиный гул виолончельных струн
Скрипач с седою гривой и бантом
Залил фонтаном скандинавских рун.
Душа со скрипкой в резонанс вошла,
Сложившись с биоритма частотою.
И буря чувств цунами родила,
Вздыбилася магической волною.И трепет мою душу охватил,
И странно, и тревожно сердцу стало.
С собою справиться мне не хватило сил,
И долго что-то в глубине дрожало.В метро скамей две длинных полосы —
Изделие для перевозки масс —
Сиди себе, да изучай носы,
Да положенье рук, да выраженье глаз.
Ног частокол образовал узор
Орнаментом для верхней половины —
Бредовым продолжением картины,
Чего привычный не заметит взор.Оторванность носов от лиц людских
Таит оттенок сумасшествия, в котором
Повинен Гоголь, вероятно, псих,
Пустивший нос гулять по городским просторам.Собор кафедральный, куда я пришла,
Чтоб хора услышать звучанье,
Смутила афиша, и вдруг принесла
Какое-то воспоминанье.
Нелепа попытка – былое найти
И в юность свою окунуться.
Барже моей жизни – ей дальше ползти,
А времени – нет, не вернуться.Наверно, небес справедливы весы,
И в жизни не все так уныло —
И стрелки назад прокрутили часы,
А встречу метро подарило.Виденьем из той, из далекой поры
Сияют газа синевою —
Разочарованье сменяют дары, —
Волхвы их приносят с собою.За мутью морщинок все те же черты
И та же доверчивость взгляда.
Захлопнулись двери, и скрылася ты,
Мгновенье – и больше не надо.Лишь для меня Архипова здесь пела,
И пианист мне Скрябина играл,
И в голове мелодия звенела,
И в судоргах катарсис возникал.
Артист и я – и нет стены меж нами,
Нет и барьера стульев и голов.
Как облак музыки на пиршестве богов
Ряд первый воспаряет временами.