Рыжий проказник Теодор на улице шалил: подбежал к фонтану, запрыгнул на бортик, набрал в ладошки воды и выплеснул на голову девочке, проходившей мимо. Потом вспугнул стаю воробьев, а в довершение всего попытался подложить жёлудь в детскую коляску, дождавшись, пока беспечная мамаша отвернётся. Но тут вмешался Иоанн и строго-настрого запретил братцу баловаться.
— У нас тут дела наиважнейшие, а ты опять дурака валяешь! Нам бы до ночи успеть посылки разнести да со штуковиной этой разобраться!
Теодор сунул жёлудь в один из своих многочисленных карманов и попытался сделать серьёзную мину.
Через дорогу компания перебиралась с приключениями. Теодор не захотел идти до пешеходного перехода и потащил ребят напролом. Только совместными усилиями Иоанна и Феди удалось удержать расшалившегося Теодора и не отпускать до тех пор, пока для пешеходов не загорелся зелёный свет.
— Вообще-то мы, ́эрмиты, всегда ходим только на зелёный, — отдышавшись, назидательно сказал Теодор.
Львы стояли, гордо подняв головы, и смотрели вперёд: на Неву, на Кунсткамеру и на здание Двенадцати коллегий. На секунду Феде показалось, будто тот, что слева, помахивал хвостом, как живой. Кошки так выражают свое волнение или недовольство.
— Кажется, Дафин и Авер сегодня не в настроении… — угадал его мысли Теодор. — Я к ним подходить не буду. Наверное, ещё не забыли, как я им банты на хвосты повязал, пока они с туристами фотографировались.
— Такие серьёзные, город охраняют… И статуи их уважают. А почему их так странно зовут? — удивился Федя.
— А ты пойди за хвост дёрни да спроси, — подначивал Теодор, — заодно познакомитесь!
— Да они котята ещё! Разве не видишь? Просто большие котята, — перебил Иоанн брата.
— Эй, вы! — отойдя на приличное расстояние, вдруг завопил Теодор. — Кис-кис-кис. Кто тут из вас свой шар потерял?
Ответа не последовало.
— А шары-то на месте. — приглядевшись, заключил Иоанн. Он тоже предпочёл не подходить к «котятам» близко. — Нет. они бы шары терять не стали, они с ними играть любят — по ночам гоняют, как кошки мышек!
— Значит, это не их шарик, — решил Федя.
— Или вообще не шарик, — выпалил Иоанн.
— Как это не шарик?
— Ну, что-нибудь другое…
— Да вот же он: круглый, тяжёлый. Что же это тогда?.. — Федя совсем растерялся.
— Пока не знаю. Но видно, что вещь важная, раз дед Фасад велел вернуть!
— Ладно, что делать, пошли дальше искать. Мам теперь надо к Исаакиевскому собору, к бабушке Солее, — сказал Теодор, — может, она чего подскажет.
И друзья продолжили своё путешествие.
…А в это время до Адмиралтейства как раз добрался бравый артиллерист Семён Пантелеймонович. Под полуденным солнцем путь от Петропавловской показался неблизким. Пантелеймоныч решил искать своё ядро со стороны Александровского сада. Одно за другим обследовал он старые орудия, стоящие там, каждому осторожно заглянул в дуло, осмотрел сложенные пирамидками ядра, но заветного среди них не обнаружил.
Ох, и надо же было такому случиться, — горестно произнёс старик, усаживаясь на скамейку в тени. — Вишь, улетело, закатилось, а я, пожилой человек, за выслугой лет, дважды контуженный, бегай ищи его по городу… Куда дальше-то путь держать?
— Ка-ар! — ответила ему ворона Карла. — Да тут какие-то мальчуганы ростом с аршин с твоим снарядом бегают! Ты их ищи!
Но Семён Пантелеймонович птичьего языка не знал и потому ничего ей не ответил.
Глава четвёртая
МЕДНЫЙ ВСАДНИК
ТЕОДОР носился как угорелый, находя для себя всё более неожиданные развлечения, а потом и вовсе куда-то пропал. Иоанн же рассказывал Феде давние петербургские истории. Оказывается, Исаакиевский собор строили три раза, но никак у царских зодчих не получалось его выстроить. То Нева выходила из берегов и подмывала фундамент, то молния сжигала храм дотла…
— И тогда наш прадед, дедушка Неф, который на Адмиралтейских верфях тогда трудился, придумал в фундамент положить маленький сердечный камушек.
— Сердечный камушек? — переспросил Федя.
— Да. И с тех пор ́эрмиты в фундаменты новых домов прячут такие камушки. Если сердечный камушек есть, то мы этот дом оберегаем и охраняем.
Иоанн не успел окончить свой рассказ, поскольку внезапно навстречу им выскочил Теодор — верхом на чёрном пуделе, со свежим зелёным огурцом в руках.
— Смотрите, как я умею! — прокричал счастливый Теодор и принялся ловко кувыркаться на пуделе, а тот был вовсе и не против — приветливо вилял хвостом и, кажется, улыбался. Теодор сделал последний кульбит, ловко спрыгнул на землю и поклонился. Пудель лизнул мальчика в щёку и побежал по своим собачьим делам.
— А огурчики-то бабушкины созрели! — весело сказал Теодор и с хрустом надкусил огурец.
Ребята стояли у Медного всадника и смотрели на величественный и гордый Исаакиевский собор, который возвышался перед ними. И тут рядом послышалось зловещее шипение.
— Кажется, у кого-то колесо спустило, — неуверенно сказал Иоанн. В этот момент Федя почувствовал, как что-то холодное коснулось его руки. Он повернул голову и остолбенел…
— А-а-а! — завопили ребята хором. — Змей ожил! Бежим! Мальчики не сговариваясь бросились к собору в поисках защиты.
Ноги, вдруг одеревеневшие от страха, не слушались Федю, да ещё и ́эрмиты тянули его в разные стороны. За спиной слышалось гадкое шипение змея:
— От меня не уйдёш-ш-шь, отдайте ш-ш-шар, ш-ш-шалопаи!
От этого шипения ужас стискивал грудь, не позволяя дышать. Но Иоанн, Теодор и Федя всё-таки достигли укрытия. Они шмыгнули в кусты, где обнаружили вход в пещеру и каменные ступени, ведущие вниз.
— Уф-ф. Сюда он не пролезет — побоится сердечного камушка в фундаменте храма, — отдышавшись, сказал Иоанн.
— Кажется, про этого Баламута-змея и говорил нам дедушка Фасад, — вспомнил Федя. — И зачем ему шар?..
А змей, остановившийся прямо перед входом в подземелье, с досады размахнулся хвостом — и стукнул по земле, да так сильно, что в другой части Петербурга, в Смольном соборе, зазвенели колокола на колокольне, а по фасаду старого дома на Литейном проспекте поползла большая трещина. И изо всех самых тёмных уголков города Баламуту откликнулись тысячи голосов — писком, оханьем, скрежетом и мерзким хохотом…
…Под Исаакиевским собором на много метров вниз простирается пещера. Своды её украшают картины ночного неба с россыпью серебряных звёзд. В середине пещеры из потолка растёт огромное дерево. Но не вверх, а совсем наоборот, кроной вниз. И, по преданию, заканчивается оно в самом центре Земли. Вокруг же огромного ствола плещется озеро, растекающееся каналами во множество арок. Из пещеры по воде можно попасть в любую часть города.
Это дерево и было домом бабушки Солеи.
Кругленькая, улыбчивая, седая, с блестящими глазами, румяными щёчками и пухлыми ручками, она была точь-в-точь как многие бабушки. Но для Теодора и Иоанна бабушка была единственная и самая любимая. Кстати, у них была ещё одна бабушка, живущая в старом литераторском доме в Коломне, — не похожая на бабушку Солею и, может, потому тоже горячо любимая и единственная.
— Как же мы войдём? Двери-то нет, — удивился Федя, разглядывая дерево.
— А ты забыл, как входят к бабушке? — засмеялся Иоанн.
Федя увидел шнурок, свисающий с сучка. «Дерни за верёвочку — дверь и откроется», — вспомнилось ему. Маленькая дверь со скрипом отворилась. Феде опять пришлось пригнуться. В дереве оказалось тесно, но очень уютно. В спальне стояла кроватка с перинами и пуховыми подушками. В гостиной — дубовый стол и старая магнитола, покрытая кружевной салфеткой. На кухне вкусно пахло свежим, ещё горячим вареньем, а в печке пеклись пирожки. Все полочки и этажерки были заставлены фарфоровыми чашечками. Было видно, что бабушка любит принимать гостей, а гости любят у неё бывать — пить чай с вкуснейшими пирожками и замечательным бабушкиным вареньем.