— Проходите в гостиную, внучки! А то Феде тесно в прихожей. Чай готов, — приветствовала гостей бабушка. — Садитесь за стол. Я сейчас.
Федя с трудом примостился на крошечном табурете, и тут… произошло непоправимое: он нечаянно махнул рукой, и с десяток чашек с блюдцами рухнули на пол и превратились в груду фарфоровых черепков…
Федя собрался уж было расстроиться и даже, может быть, расплакаться, но заливистый смех братцев Теодора и Иоанна заставил его повременить:
— Ура! — дружно закричали ́эрмиты. — Бабушка! Иди быстрее — пока не поздно!!!
— Сейчас, сейчас, внучки. — ласково отвечала бабушка. — я всё успею.
Она наклонилась над черепками и принялась бормотать какой-то странный стишок:
Последних слов из бабушкиного стишка Федя не услышал, так как с черепками начали происходить странные вещи: они вдруг зашевелились и, позвякивая, приподнялись над полом, выстроились вокруг бабушки Солеи в хоровод — и к тому моменту, когда ́эрмитесса замолчала, в хороводе кружились совершенно целые и невредимые чашки и блюдца. Они сами попрыгали на этажерку и замерли на своих привычных местах.
— Вот это да, вот это фокусы! — Федя с трудом опомнился от увиденного.
— Да не фокусы это вовсе, — возразил Феде Теодор, — просто бабушка знает заговор на фарфор и может любую разбившуюся чашку сделать целой!
— Только нужно успеть заговор произнести не позже, чем через семьдесят восемь секунд после того, как фарфор разбился. — уточнил Иоанн.
Федя решил пересесть в большое удобное кресло и тут же вместе с ́эрмитамн принялся уплетать пирожки. Бабушка, улыбаясь, присела рядом.
— Ой, бабушка, а откуда ты узнала, что Федя с нами? — поинтересовался Теодор.
— А незадолго до вас ко мне эрмитажный грифончик прилетел, он-то все последние новости и рассказал. Подрастает малыш, скоро сменит отца — Златокрылого Грифона, того самого, что банковские сокровища стережёт, — бабушка Солея издавна водила дружбу с грифонами и грифончиками, которые населяют город со времён его основания.
— Мы тебе почту принесли, — Теодор указал на рюкзак.
— Давайте сюда, прямо на стол! — засуетилась бабушка. Она запустила руку в рюкзак и достала железную фигурку:
— Эйфелева башня. Париж, стало быть, дедушка ваш загадал. Мне теперь город на последнюю букву, на «Ж», значит. Женева! Ну что ж, со следующей почтой передам дедушке свою загадку.
Бабушка поставила башенку на полку и опять запустила руку в рюкзак.
— Тут для меня ещё кое-что, — и одну за другой принялась доставать стеклянные банки, — вот здорово! Ребята, а вы не посмотрели — там, на грядке, огурцы мои созрели?
— Да, вот какие выросли, — показал Иоанн. — Ух, и зелёные же! Хрустящие!
— Ну, завтра и засолю! — обрадовалась бабушка.
Банок становилось всё больше: они заполнили стол и пол вокруг бабушки Солеи, но всё не кончались. Наконец из рюкзака достали последнюю банку — их оказалось ровно пятьдесят две штуки. Пошарив рукой в рюкзаке, Федя нащупал шар:
— У нас вот ещё что…
— Слышала я. Но в таких штуках, к сожалению, не разбираюсь. Кажется, в Инженерном замке, на шпиле, было что-то похожее. Но не уверена… Хотя вам ведь всё равно туда. Отец ваш давно почты ждёт.
— Да, бабуль, дай нам лодочку, — сказал Теодор и, измерив Федю взглядом, добавил, — побольше.
Глава пятая
БУРЯ
ДРУЗЬЯ вышли из дупла подземного дерева, спустились по огромной ветви в одну из арок и очутились в гроте, своды которого были расписаны чудесными картинами. Здесь были голубые небеса, облака, цветы, ангелы, а самая красивая фреска светилась на дальней стене. На ней была изображена прекрасная девушка с рыжими волосами, плывущая по бирюзовым волнам в огромной раковине — как жемчужина.
— Вот уж не знал, что у нас под городом такая красотища есть! — восхищался Федя.
— Да, это один наш дальний родственник давным-давно нарисовал, — небрежно ответил Теодор, — он тут гостил, когда ещё и Исаакиевского собора-то не было…
К уютной пристани в подземном канале была привязана настоящая венецианская гондола.
— Не очень большая, зато с ножным мотором, — весело крикнул Иоанн, запрыгивая внутрь.
— Ором-ром-ом… — разнесло эхо его слова по всему гроту.
На вид лодке было лет триста, но затейливый механизм работал как часы. Вращаешь велосипедные педали — винт крутится и лодка плывёт. Федю тут же усадили «на педали», Теодор устроился на корме у руля, а Иоанн — на носу, и друзья отправились в путь.
По подземным каналам гондола шла не очень быстро, покачиваясь на волнах и иногда поскрипывая. Она застоялась у причала и рада была размяться.
Федя рассматривал диковинные картины на стенах, Теодор то и дело пытался выхватить что-нибудь из воды, а Иоанн рассуждал вслух:
— Действительно, эта круглая штуковина очень похожа на шар, что на шпиле Инженерного замка. Только там он золотой, а наша штуковина — чёрная. Ну конечно! Шар упал, и вся позолота отвалилась. Но ничего, папа всё обратно приделает. Он ведь в Инженерном замке самый главный инженер…
Иоанн мог бы рассуждать и дальше, если бы их лодку внезапно не тряхнуло.
— Тысяча каракатиц! — завопил Теодор. — Здесь акулы!
Но это были не акулы, а городское метро, проходившее где-то рядом. «Вот так вот роют тоннели рядом с древними ́эрмитскими каналами, а потом удивляются, что станции заливает!» — подумал Федя.
Их тряхнуло ещё раз, и лодочка на полном ходу вылетела в Мойку, где-то под Синим мостом.
— Здесь-то поспокойнее, — с облегчением выдохнул Иоанн. — Кстати, Федя, наверное, ты не знаешь, что Синий, Красный и Зелёный мосты над Мойкой придумали раскрасить в свои любимые цвета ́эрмиты. До сих пор наши родичи весной и осенью их подкрашивают.
Гондола с ребятами вынырнула из-под моста.
И тут, как и обещал дедушка, неожиданно пошёл дождь, да не просто пошёл, а хлынул вдруг мощными струями. Завыл ветер. В одно мгновение тёмное небо смешалось с водой. Всё исчезло в кромешной мгле.
— Держитесь крепче, — закричал Иоанн, — беда — шторм!
Действительно, небывалый ливень начался так внезапно, что прохожие не успели накинуть свои плащи и раскрыть зонты, а ворона Карла, пока летела до ближайшего чердачного окна, так вымокла, что чуть не упала от собственной тяжести.
Федя не мог понять, что происходит. Хлестал дождь, стало по-осеннему холодно, в гондолу набиралась вода, навстречу летели огромные волны, которые, казалось, вот-вот разобьют в щепки их древнее судёнышко. С городом тоже сделалось что-то странное: змеи на головах Горгон в ограждениях мостов ожили и зашевелились, в ответ на это добрые львиные морды на фасадах зданий угрожающе оскалились, а Атланты, держащие балконы, нахмурили брови и напрягли могучие мышцы. Нева вспучилась, словно перед наводнением. И тут Федя увидел змея Баламута, который приближался к гондоле: он плыл за ними, сверкая жёлтыми глазами и открыв пасть, из которой высовывался раздвоенный язык. Феде показалось, что змей увеличился в размерах.
— Полный вперед! Лево руля! — дрожащим голосом отдавал команды Иоанн.
— Сейчас я ему покажу! — вопил Теодор, размахивая кулачком, но при этом почему-то прижимаясь к Феде.
— Это он хвостом своим воду баламутит — оттого и буря! — догадался Федя, который ни на секунду не прекращал крутить педали.
Баламут нагонял лодку. Братья-́эрмиты метались от одного борта к другому. Иоанн размахивал спасательным кругом, а Теодор с криком «пли!» швырял в змея всякой мелочью из карманов. Тут даже жёлудь пригодился. Но Баламут не обращал на ́эрмитов никакого внимания — его холодный страшный взгляд был прикован к Фединому рюкзаку, в котором лежало ядро.