Повыше взобрался и побежал, опасаясь, как бы радуга не растаяла под ногами. А внизу уж бездна распахнулась. Пропали изумрудные поля.
Вдруг видит, навстречу спешит кто-то. И не разминуться - узкая радуга в этом месте.
Лицо незнакомца по восточному обычаю тряпицей закрыто. Ермолай рукой помахал, на фарси к нему обратился. Не понимает встречный. А полоска радужная тонкая, что делать? Уступать никто не хочет. Столкнулись и стали бороться. И так оба с радуги и упали.
Встречный сразу в облаках затерялся. А Ермолай продолжил падение. Летел, наверное, сутки без малого. Точно не сказать, так как сияние от радуги солнечный свет перекрывало.
Проголодался страшно, жажда замучила. Тут чувствует, в плечи острые когти впились. Вверх голову задрал - огромный орел.
"Эх, - кручинится Ермолай, - что за напасть, осталось добежать всего ничего, а теперь или упаду, или птица склюет".
Думает так, а сам потихонечку плечо освобождает. Орел клюв вниз опустил и на фарси к Ермолаю обратился:
- Разве ты не знаешь, что под радугой земли нет? Отпущу тебя в бездну, падать будешь, пока с голоду не помрешь, если раньше не погибнешь от жажды.
Успокоился Ермолай, смирился.
"Долетим до гнезда, - размышляет, - а там, может, уговорю орла отпустить. Построю ему гнездо побольше или даже крепость деревянную".
Орел меж тем продолжает:
- Чувствую я, как сердце твое бьется. Не бойся, я тебя спасу. Только пообещай мою просьбу исполнить. Я бы и сам рад, да не могу.
Орла звали Ан-Эшер. Ермолай осторожно орлиные лапы руками обхватил и весь в слух обратился.
- На другом конце радуги чародей живет, - клекочет Ан-Эшер, а сам облака быстро пронзает. Ермолаю вокруг не туман, а перья чудятся. - Самый могучий чародей из всех, что на свете есть. Каждый год отбирает птичьих первенцев, чтобы служили глазами, ушами и крыльями.
- Великий Ан-Эшер, - догадался Ермолай и попытался перекричать ветер, - ты решил не отдавать чародею первенца?
- Не хотел, но потом смирился, - честно признал орел. - Да вот беда, последнего, кто чародею яйцо приносит, он пожирает.
И понял Ермолай, что гордый Ан-Эшер искал спасения.
- Хорошо, - говорит Ермолай, - я все равно к чародею шел. Отнесу орлиное яйцо от твоего имени, великий Ан-Эшер. Может, меня он и не пожрет.
На том и порешили. Орел вниз скользнул, словно камень из пращи, и скоро вместе с Ермолаем опустился возле огромного гнезда, лежащего в горах на краю бездны под радугой.
- Я давно за тобой наблюдаю, - сказал Ан-Эшер, - потому знал, где ты окажешься. Сверху судьбы людей хорошо видно.
Ермолай заволновался.
- А скажи, великий Ан-Эшер, не случалось ли тебе видеть судьбу норжской девушки по имени Регинлейф, а по прозванию Бера?
- Конечно, случалось, - отвечал орел. - Интересная судьба.
Услышал Ермолай в голосе Ан-Эшера грусть и заволновался еще больше. Сердце в груди от тоски заныло.
- Расскажи скорее, что с Берой? - попросил Ермолай.
А с Берой было так.
Бера-Регинлейф и Ледяной остров
Руна обнаружилась у козровского торговца, что жил в воздушном пузыре в пещере под водой, где и прятал сокровища. От влаги весь разбух, выбраться из затопленной пещеры самостоятельно не мог.
Завидев столь горестное положение, Бера предложила торговцу помощь. Извлечь сокровища и его самого из пещеры в обмен на руну. О чем и договорились, соглашение скрепили по козровским правилам клятвой и семью оттисками большого пальца, испачканного кровью.
Руна выглядела крошечной - не больше серой гальки, искорябанной шутником. Бера поначалу заподозрила обман. Но едва взяла камушек в руку, как огромный вес к земле потянул. Поняла Бера, что руна содержит истинную магию.
Спасенный торговец остался сокровища пересчитывать, а Бера поспешила к морю, открывать китам проход на север.
Одной руны оказалось мало. В незримых колдовских вратах, что только владельцу руны являлись, обнаружила Бера три замка.
Чтобы открыть первый, потребовалась сила. С этим затруднений не возникло. Для второго замка понадобился душевный огонь. Весь без остатка отдала Бера. Третий замок отпирался руной, но оставался открытым лишь до тех пор, пока на серый камень по капле текла горячая кровь.
Отворила Бера жилу на руке, стоит, смотрит, как киты мимо проплывают. Но медленно, слишком медленно ходят по морю-океану величавые киты. А кровь убегает так быстро.
Вот самые огромные благодарно кивнули и скрылись в синеве, а уже полкрови ушло. Вот средние хвостами по воде ударили, а уже только четверть осталась. Вот маленькие струями воды из головы профурчали. И можно бы рану перевязать, да вдали еще один показался - совсем крошечный китенок. Еле поспевает за своими. И в глазах его такой страх, такое волнение...
Смахнула Бера с ресниц морскую росу и решила - долг платежом красен. Оглянулась на жизнь - хорошая жизнь, есть о чем вспомнить. Кое-чем можно и гордиться. А печалиться не о чем.
Вздохнула Бера-Регинлейф глубоко, улыбнулась в последний раз доброму солнцу, гордому ветру да суровому морю. И смежила веки, погрузившись в беспробудный сон.
Ворота за китенком как раз запахнулись, и свободные исполины на север поплыли мимо городов и сел, мимо людей удивленных и кораблей равнодушных. А Бера так и осталась лежать, на невидимую арку облокотившись, потому что потратила всю кровь без остатка.