У Хёрдгейра покатилась слеза по щеке в бороду. От жалости даже палуба скрипнула. А Фарульф лишь хмыкнул - и не такое видал.
Подумали норги и так рассудили - раз боги свели два пути воедино, спорить не о чем. Огорчились немного, что Ермолай не ведун. А узнав, что он плотник и с деревом ладит, и вовсе обрадовались - починка на корабле всегда нужна. Ермолаю тут же вручили топор, веревку и доску - нос брешью воду черпал, да ветер в пробоине гудел, если с востока дул. К вечеру Ермолай дыру заделал, какие щели нашел, стружкой законопатил, смолой заворонил, два больших щита, что по правому борту треснули, веревкой стянул. Сделал все так славно, что норги залюбовались. Не просто надежно - еще и красиво получилось у плотника. Стал корабль словно новый. Сунули Ермолаю в руки кувшин с крепким медом и вяленую рыбу. Славно потрудился, пусть передохнет.
Наутро парус бодро вздохнул, и "Бычий череп" быстро заскользил под грозовыми тучами. Вскоре начался ливень. Ермолай укрылся от грозы под щитом, от грохота казалось, вода пробьет дерево насквозь. Норги спустили парус и налегли на весла, чтобы отвести корабль подальше от берега. К полудню тучи разошлись, но за кормой появилась другая напасть - губаны снарядили погоню.
И снова братья Фарульф и Хёрдгейр заспорили, как поступить. Один предлагал развернуться и принять бой, второй, понятное дело, настаивал, что разумнее уйти от сражения. Бера-Регинлейф тем временем готовила стрелы и крепила к веслу большой крюк, чтобы закогтить борт вражеского судна и притянуть поближе. А если не удастся, так и по веслу можно перебраться. Посмотрели на нее братья, переглянулись и молча один копье, другой топор в руки взяли.
Славно сражался Фарульф. Копье в кровь двоих губанов окунул, еще одному щитом голову размозжил, а четвертого к борту прижал, навалился и голыми руками горло рвал, пока тот не затих. Но, видно, время Фарульфа пришло. Верный нож из-за пояса скользнул в ладонь, чтобы в живот врагу вонзиться. Но с губанского корабля пустили стрелу коварную - прямо в грудь стрела попала. Охотится теперь Фарульф в Валгалле с Одином.
Отважно бился Хёрдгейр. Ни в чем не уступал старшему брату. Топор орошен кровью троих губанов. Да, видно, время Хёрдгейра подошло. Оскользнулся на залитой кровью палубе и принял смерть на вражеском мече. Пирует теперь Хёрдгейр в Валгалле. В свое войско Фрейя его взяла.
Вся команда "Бычьего черепа" честно сражалась, доблестно и смерть встречала. Только Ермолай не брал в руки оружия, потому как все равно воевать не умел. Да и слова ведьмы Силви помнил.
Подожгли губаны норжский корабль. Бросился Ермолай за борт - и к берегу, на спасение не слишком рассчитывая. Уж почти ко дну пошел, но вновь крепкая рука схватила и потащила вверх. Сам бы не выплыл.
Из всей команды на пустынный берег пятеро выбрались: трое к вечеру от ран умерли, остались только Ермолай и Бера-Регинлейф.
Спрятались за скалами. Сидит Бера, к порезам особый лист прикладывает, в мешочке на поясе припасенный, на Ермолая сурово поглядывает.
- Мне бы с двоюродными братьями в бою пасть, - говорит вдруг горько, - да остался долг неоплаченный.
И рассказала Бера, что вторую жизнь живет, взятую у кита взаймы.
Бера-Регинлейф и китовая руна
Совсем не похожа на других девочек Регинлейф. Стройна, но широка в кости, руки цепкие, плечи крепкие. Если бы не милое девическое лицо - большеглазое да пухлогубое - сошла бы за парня.
Красива Регинлейф? Пожалуй. Скулы острые, волосы снежные, а глаза голубые и глубокие, как северные озера. Добавить румян, красных лент да платьице понаряднее, и можно жениха искать. Но Регинлейф не смотрит на женихов. Волосы собраны в две тугие косы за спину, вместо юбки - льняные штаны в сапоги заправлены, на поясе нож поблескивает, что в прошлом году в крови Бадво-вандала искупала.
Дело так было.
Вандалы через два фьорда жили. Целая деревня. Пока старый Ярве в норжском селе заправлял, с вандалами война была. Одной весной Ярве ушел на корабле с дружиной Биркилы, да так и не вернулся. Старики говорили, Ярве заранее решил, что на смерть идет, хотел от меча в бою погибнуть, а не на медвежьей шкуре лежмя.
Едва весть о гибели Ярве достигла вандальского старейшину, тот сразу же к норгам явился. Три бочонка меда, кадка масла и десять коров - столько стоил вандальской деревне мир. А куда денешься? Кругом норги, а до своих пять дней пути. Хотели бы жить иначе, селились бы в другом месте.
На совете решили о приношении в бург не сообщать, а чтобы мир укрепить, поженить дочь Ярве Фрейлауг и Бадво, внука вандальского старейшины.
То старики решили, а у молодых иное разумение. Бадво пятнадцать зим разменял, хотя и отважен, и с копьем мастер управляться, но на щеках пух еще. А Фрейлауг осень жизни готовится встречать, сорок шесть зим видела, а замуж так никто и не позвал.
Совсем не хочет ее Бадво в жены брать. Хоть Фрейлауг из рода знатного, а страшна, как пугало огородное - тощая и мосластая.
Грустно Бадво. Бродит по норжскому селу взад-вперед, пыль ногами пинает. До кузницы дойдет, задержится. Косит Бадво глазом на Регинлейф, равнодушно как бы, а внутри все закипает, и сердце стучит быстро-быстро.
Случилось в ту ночь, что Регинлейф у горна задержалась, огромному Храфнхильду помогала ковать оружие.
Старый кузнец ее как дочь любил и поблажек не давал. Раз решила в ученицы пойти, полную чашу пить должна. Но Регинлейф с легкостью справлялась с мехами и даже ворочала тяжеленный молот, на будущее к руке прикидывая. Пытается взмахнуть и рычит от натуги. За то ее в селе Берой и прозвали, Медведицей.