Выбрать главу
«Смолкли поэта уста благородные…Плачьте, гонимые, плачьте, голодные…Плачьте, несчастные, сирые, бедные…»

И Ермолова зарыдала. Частые слезы падают, падают из глаз на страницу журнала… И с ней зарыдала вся зала вслух. И артистка и зала опустили в могилу того, кто был властелином их дум, чьи «песни, поющие муки народные, по сердцу бьющие», были и для той и для другой высшим поэтическим откровением. Это был похоронный марш. И под его звуки получала новое крещение слава Ермоловой».

Надо знать, как в то время, когда свирепствовала цензура, когда писателям приходилось часто говорить «эзоповым языком», под притчами и сказками скрывая свободную мысль, – как публика приучилась понимать этот язык и как чутко и жадно она искала в каждом стихотворении, прочитанном с эстрады, ответа на свои запросы и чаяния. И выбор Ермоловой стихов для чтения в концертах всегда отвечал запросам молодежи. Ее преобладающим свойством было, по выражению ее друга и учителя профессора Стороженко, «страстная любовь к свободе и еще более страстная ненависть к тирании». И что бы она ни читала, она всегда умела насытить форму революционным содержанием. Это особенно проявлялось, когда она читала стихотворения Некрасова, одного из любимых ее поэтов.

Недаром – опять-таки сохраненное в ее бумагах – наивное стихотворение 70-х годов кончается словами:

«Всех нас вы возбудили равно,Наш брат родную в вас признал.Вы – наша Марья Николавна,Вы – молодежи идеал.За правое, святое делоНе даром слово пропадет:Мы вас послушаем – и смелоИ дружно – мы пойдем вперед».

Читала ли она «Идет-гудет Зеленый шум», – в ее устах это стихотворение превращалось в настоящий гимн любви, весны и свободы. Когда она своим проникающим в самые глубины сердца голосом читала «Похороны», каждому становилось ясно, что покончивший с собой стрелок был жертвой того насилия и произвола, против которого боролся поэт-гражданин.

Стоит упомянуть о стихотворениях, которые она читала. Например, «Узница» Я. Полонского. Все знали, что стихотворение посвящено Вере Засулич, заключенной в тюрьму за покушение на жизнь петербургского градоначальника Трепова.

Вот еще стихотворение – не помню автора – на вид чисто описательное, где каждый куплет кончается так:

«Это стало темно – пред зарею…Это гады бегут – пред зарею…Это сон, это лай – пред зарею…»

И когда она таинственно, как бы пугая, рассказывала, как клубятся туманы, как на болоте проснулась змея, как ворчат псы вдалеке, – и потом радостно утешающе, обещая, кидала: «Это все – пред зарею», то молодые слушатели зажигались ее верою, живя с ней в эти минуты одним сердцем, одной мечтой.

Как похоронный колокол, звучал ее могучий голос, когда она читала «Реквием» мало известного сейчас поэта-сатирика Л. И. Пальмина:

«Не плачьте над трупами павших борцов…»

Но и тут – как в похоронном марше Шопена – в конце пробуждала она в слушателях надежду и бодрость:

«С врагом их, под знаменем тех же идей,Ведите их бой до конца!»

Одним из любимых ее стихотворений был «Прометей» Щербины:

«Я любимое чадо природы…»

И опять-таки, когда она заканчивала это стихотворение словами:

«Создашь новое солнце – Свободы –И два солнца засветят с небес» –

вера ее в это солнце Свободы была так велика и непоколебима, что сообщалась, как электрический ток, благодарным слушателям.

Стихи Огарева, обращенные к Руси, в которых звучат такие пророческие слова, также были любимы ею.

«И ты под свод дряхлеющего зданья,В глуши трудясь, подкапывала взрыв?Что скажешь миру ты? Какой призыв?Не знаю я! Но все твои страданьяИ весь твой труд готов делить с тобой,И верю, что пробьюсь – как наш народ родной –В терпении и с твердостию многойНа новый свет неведомой дорогой!»

В те времена Ермолова, конечно, была одной из тех, кто, «трудясь, подкапывал взрыв». Трудно проследить, сколько людей обязано ей своей смелостью, своей деятельностью в дальнейшем. Но иногда удается кинуть взгляд в прошлое: вот, например, восторженное письмо от «поклонников высокого таланта» Марии Николаевне, гимназистов 8-го (выпускного) класса 2-й гимназии, которые просят Марию Николаевну сняться в роли Лауренсии из «Овечьего источника», чтобы «сохранить во всей полноте первого впечатления воспоминания о ее торжестве в этой роли». Оно написано 12 марта 1876 года и подписано несколькими именами, из которых назову два: В. Сербский и Н. Баженов.