Итак, незадолго до Рождества 1921 года Эрнест и Хедли приехали в Париж. Они провели первые несколько дней в небольшом отеле на улице Жакоб, а затем поселились в доме № 74 по улице Кардинала Лемуана, что в V округе. Их квартира не имела всех современных удобств: небольшая и сравнительно темная, она обогревалась печкой, и у Хемингуэев в качестве ванной был лишь большой таз, который прятали в шкафу. Но они были молоды, влюблены, и город раскрывал им свои объятия: они бродили по нему, пораженные красотой памятников, обаянием книготорговцев и низкими ценами в ресторанах. Помимо артистического соперничества, американцы пользовались благоприятным валютным курсом, что было весьма кстати, так как у Хедли была рента в 3000 долларов в год. При этом зарплата Хемингуэя в качестве иностранного корреспондента «Торонто Стар» не превышала 75 долларов в неделю. Тем не менее ничто не мешало счастью пары и неуемной энергии Эрнеста, который пристрастился писать первые рассказы, вдохновленные воспоминаниями о Мичигане. Он работал каждый день с энтузиазмом, как в маленькой комнате, что он снял на улице Декарт, так и в кафе, где он любил разместиться, как это было модно в то время. «Тетрадь в синей обложке, два карандаша и точилка […], мраморная столешница, запах утренней влажной уборки, много пота и платок, чтобы его вытирать, плюс удача – вот и все, что тебе было нужно». На удачу он носил в кармане каштан и кроличью лапку. Это были его талисманы, и так он создал свои первые рассказы, придумав образ Ника Адамса. «Париж очень старый город, – пишет Хемингуэй в книге «Праздник, который всегда с тобой», – а мы были молоды, и все там было не просто – и бедность, и неожиданное богатство, и лунный свет, и справедливость или зло, и дыхание той, что лежала рядом с тобой в лунном свете». Но Хемингуэй работал с некоей даже ожесточенностью, а «того, кто работает и получает удовлетворение от работы, нужда не огорчает».
Эрнест работал мужественно и прилежно, но он также знал, что не нужно пренебрегать ни удачей, ни социальными отношениями. Благодаря письмам Шервуда Андерсона он в первые же месяцы в Париже встретился с поэтом Эзрой Паундом. После кратковременного проживания в Венеции Паунд прибыл в 1909 году в Лондон и познакомился там со всеми ведущими авторами того времени. Он был личным секретарем Йейтса[15] во время Второй мировой войны, а также знал Форда Мэддокса Форда, Генри Джеймса, Джозефа Конрада, плюс сотрудничал с многочисленными литературными журналами. В Париже, где он поселился в 1920 году, Паунд быстро стал одним из столпов американского авангарда. Для Хемингуэя эта встреча имела решающее значение. «Открыть весь этот новый мир книг, имея время для чтения в таком городе, как Париж, где можно прекрасно жить и работать», – это был неожиданно выпавший шанс.
И действительно, нетрудно представить себе состояние возбуждения, в котором должен был пребывать Хемингуэй: в течение едва ли нескольких недель он женился, оставил свою семью, свою страну, переехал в Париж и встретился с одним из величайших англоязычных писателей. «Эзра был самым отзывчивым из писателей, каких я знал, и, пожалуй, самый бескорыстный, – пишет Хемингуэй в книге «Праздник, который всегда с тобой». – Он помогал поэтам, художникам, скульпторам и прозаикам, в которых верил, и готов был помочь всякому, кто попал в беду». В обмен на несколько уроков бокса Эзра действительно дал Эрнесту ряд советов, ибо он был не только признанным поэтом, но и вполне приличным литературным критиком. Именно под его влиянием, в частности, Хемингуэй создал «экономичный стиль», который позже станет его визитной карточкой, и также благодаря ему он открыл для себя великих русских авторов – Тургенева, Достоевского и особенно Толстого, своего учителя.
Эрнест не нуждался в рекомендательных письмах, чтобы пойти к Сильвии Бич. Ее книжный магазин «Шекспир и К°», расположенный в доме № 12 по улице Одеон, был местом встречи всех американских писателей столицы, местом, обязательным для того, кто хотел бы почувствовать биение сердца литературного авангарда. Там восточные ковры были навалены друг на друга, книги и журналы шли до самого потолка, и там можно было, если повезет, повстречать Жида или Ларбо, а также других, менее знаменитых, писателей. «Когда я впервые пришел в ее лавку, – напишет потом Хемингуэй, – я держался очень робко – у меня не хватало денег, чтобы записаться в библиотеку». Но Сильвия тут же прочувствовала шарм молодого человека, красивого и застенчивого, который, «казалось, пойдет дальше и быстрее, чем любой из молодых писателей»[16], которых она знала. И она предложила ему бесплатную библиотечную карту, которая дала Хемингуэю возможность читать не только русских авторов, но также и Стендаля, Флобера, Мопассана, а еще Томаса Стернз Элиота, Олдоса Хаксли и особенно Джойса, великого писателя, с которым он мечтал наконец познакомиться.
Хемингуэй регулярно видел его то тут, то там, особенно в пивной «Липп», что на бульваре Сен-Жермен, куда Джойс часто приходил поужинать с семьей. Но Эрнест был еще слишком робким и, конечно же, пребывал под впечатлением от славы автора книги «Улисс», которую Сильвия Бич опубликовала в 1922 году. Однако Эрнесту повезло, и ничто уже не могло устоять перед его обаянием и его интеллектом. Для Джойса это кончилось тем, что они стали друзьями, в особенности же – компаньонами по выпивке, а это было искусство, в котором Эрнест уже многим дал бы фору. Хемингуэю хватало ума не зацикливаться на обсуждении литературы и не щеголять собственным писательством, так как Джойс был «хороший человек, но – сущая дрянь, особенно если кто-то начинал говорить о писательском ремесле».
Тем не менее главной парижской встречей Эрнеста оказалась Гертруда Стайн. Лесбиянка, эрудитка, серьезный коллекционер произведений искусства, мисс Стайн, как Эрнест стал называть ее с тех пор, возглавляла небольшой храм на улице Флёрюс, где она жила со своей подругой Элис Б. Токлас. Ее квартира являлась возрождением литературных салонов прошлого века: там пересекались все, кто имел хоть какой-то вес в живописи и литературе, и репутации, как и карьеры, строились там или обрывались в зависимости от одного слова или настроения хозяйки. За несколько недель мисс Стайн, восхищенная «необыкновенной красотой» Хемингуэя, открыла для него двери своей квартиры. С тех пор он стал бывать там часто, как только заканчивал свой рабочий день, чтобы разогреться сливянкой и получить один из советов, что щедро раздавала хозяйка, которая, по-видимому, любила «давать уроки». Она быстро признала в Эрнесте неоспоримый талант и правила его рукописи, но она также поучаствовала и в потере невинности Хемингуэем, до которого уже в то время дошло, что все, что он еще не очень понимал, «конечно же, было связано с сексуальностью». И все потому, что хоть Эрнест уже и повидал войну, он по-прежнему находился под пуританским влиянием образования, полученного в Оук-Парке. У мисс Стайн же Эрнест узнал много нового, и он оказался таким послушным учеником, что его рассказ «У нас в Мичигане» она посчитала «inaccrochable»[17].
15
17
Гертруде Стайн нравились все его ранние рассказы, за вычетом одного – «У нас в Мичигане». Беда этого рассказа была в том, что он был «inaсcrochable» – а это что-то вроде картины, которую художник написал, но не может выставить, и никто ее не купит, и дома ее тоже нельзя повесить. –