Выбрать главу

На что же надеялся молодой кубинский патриот? Во-первых, на свой собственный народ, ненавидевший Ба­тисту, на его мужество и решимость, примеры кото­рых он неоднократно давал на протяжении всей своей истории. Разве в прошлом столетии не сражались кубин­цы почти полвека за свою независимость? Разве не сверг­ли они в 1933 году ненавистного диктатора Мачадо? Да и теперь: Батиста зверствует — значит, боится народа.

Фидель также надеялся на поддержку своих последо­вателей, участников созданного им «Движения 26 июля» (день нападения на казармы «Монкада»), и на сочув­ствующих. В основном это были студенты, молодые ра­бочие, служащие, ремесленники, учащиеся старших классов. Они не обладали политическим опытом, у них даже не было ясной программы, но зато было другое очень ценное качество: они беззаветно любили свою ро­дину и ненавидели Батисту.

Для этих молодых людей Фидель был настоящим вождем. Как и его последователи, Фидель был молод. Он владел ораторским искусством, обладал великолепной внешностью, безрассудной смелостью, железной волей. Он блестяще знал прошлое Кубы и безошибочно ориенти­ровался в лабиринтах современной кубинской политики. Он точно знал, против каких зол следует бороться, о чем с такой убедительностью и сказал на суде в своей речи «История меня оправдает».

Они встретились в доме у Марии-Антонии Гонсалес, на улице Эмпаран, 49. Мария-Антония — кубинка, заму­жем за мексиканцем, горячо сочувствовала молодым пат­риотам. Один из ее братьев, Исидоро, участник подпольной борьбы против Батисты, был подвергнут варварским пыт­кам в застенках тирана. Эмигрировав в Мексику, он вско­ре умер. Мария-Антония предоставила свою скромную квартиру в распоряжение сторонников Фиделя, которые превратили ее в свой штаб. Они не только кормились у Марии-Антонии, но и жили у нее. Квартира была заби­та матрасами, раскладушками, всякого рода литературой и даже оружием. Для посещавших квартиру была выра­ботана целая система условных знаков и паролей. О при­ходе конспираторов сигнализировал соседний лавочник, друг Марии-Антонии.

Случай захотел, чтобы Фидель Кастро прибыл в Ме­хико 9 июля 1955 года, в день, когда Аргентина празд­нует провозглашение независимости. Рауль сообщил ему о знакомстве с молодым аргентинским врачом, участником гватемальских событий, и посоветовал с ним встре­титься.

О чем говорили Фидель и Че во время их первой встречи? Речь шла, по свидетельству Че, о международ­ной политике. Фидель, разумеется, ознакомил Че со свои­ми планами, со своей политической программой.

— Мы начнем боевые действия в Ориенте, — говорил Фидель своему новому другу. — Ориенте — самая бое­вая, революционная и патриотическая из всех кубинских провинций. Здесь у меня больше всего единомышленни­ков и друзей. Здесь мы пытались взять штурмом казармы «Монкада». Именно здесь началась некогда борьба за независимость, продолжавшаяся тридцать лет, и ее жи­тели больше всех пролили крови и принесли жертв, они более всех проявили героизм… В Ориенте до сих пор чувствуется атмосфера этой героической эпопеи. И на рас­свете, когда поют петухи и, словно горн, будят солдат, когда над горами, покрытыми соснами, встает солнце, ка­жется, что снова встает день Яра или Байре.[14]

Фидель отмечал потом, что Че во время их встречи «имел более зрелые по сравнению со мной революционные идеи. В идеологическом, теоретическом плане он был бо­лее развитым. По сравнению со мной он был более пере­довым революционером».

О том, какое впечатление произвел Фидель на Че в эту первую встречу, Че рассказывал впоследствии:

— Я беседовал с Фиделем всю ночь. К утру я уже был зачислен врачом в отряд будущей экспедиции. Соб­ственно говоря, после пережитого во время моих ски­таний по Латинской Америке и гватемальского финала не требовалось много, чтобы толкнуть меня на участие в ре­волюции против любого тирана. К тому же Фидель произвел на меня впечатление исключительного человека. Он был способен решать самые сложные проблемы. Он питал глубокую веру, был убежден, что, направившись на Кубу, он достигнет ее. Что, достигнув ее, он начнет борьбу, что, начав борьбу, он добьется победы. Я зара­зился его оптимизмом. Нужно было делать дело, пред­принимать конкретные меры, бороться. Настал час пре­кратить стенания и приступить к действиям.

Однако оптимизм Че был сдобрен вначале изрядной долей скептицизма. «Победа, — вспоминал Че после свер­жения Батисты, — казалась мне сомнительной, когда я только познакомился с командиром повстанцев, с которым меня с самого начала связывала романтика приключений. Тогда я считал, что не так уж плохо умереть на прибреж­ном пляже чужой страны за столь возвышенные идеалы».

О каких идеалах здесь идет речь? Ответ на этот во­прос мы можем найти в «Песне в честь Фиделя», напи­санной Че вскоре после его первой встречи с лидером «Движения 26 июля». Она опубликована после гибели автора. Это стихотворение знаменательно следующими двумя строфами, которые приводятся в подстрочном переводе:

Когда ты потребуешь во весь голосАграрной реформы, справедливости, хлеба и свободы,Тогда рядом с тобой, провозглашая эти же требования,Будем и мы.В день, когда зверь будет зализывать свой раненый бок,В который вопьется стрела национализации,Тогда рядом с тобой, гордо подняв голову,Будем и мы.

В первой строфе говорится о необходимости осу­ществления аграрной реформы, о чем до тех пор в доку­ментах «Движения 26 июля» не упоминалось. Во вто­рой — речь идет о национализации собственности амери­канских империалистов, о чем тоже, по крайней мере пуб­лично, не говорилось. Однако нет оснований сомневаться в том, что Фидель уже тогда разделял эти возвышенные идеалы.

Через некоторое время после встречи Че с Фиделем в Аргентине произошел военный переворот. Перон был свергнут и бежал за границу. Новые власти предложили эмигрантам — противникам Перона вернуться в Буэнос-Айрес. Рохо и другие аргентинцы, жившие в Мехико, ста­ли собираться домой. Они уговаривали Че сделать то же самое. Че отказался. Он не верил в возможность корен­ных изменений в Аргентине в тогдашних условиях. Те­перь все его мысли были заняты только одним — пред­стоящей экспедицией на Кубу.

Между тем эта экспедиция пока что существовала только в проекте. Чтобы ее воплотить в жизнь, было необходимо проделать гигантскую работу: достать деньги, много денег, собрать в Мексике будущих участников экспедиции, обеспечить питанием, проверить и законспи­рировать их. Организовать их в отряд. Подготовить отряд к партизанским действиям. Приобрести оружие, корабль. Обеспечить поддержку отряду на острове. И осуществить сотни других больших и малых дел. И все это приходилось делать в условиях строжайшей конспирации, скры­ваясь от батистовских ищеек, от агентов доминиканского тирана Трухильо, опасавшегося, как бы успешное восста­ние против Батисты на перекинулось и на его вотчину.

На первый взгляд вся эта затея с организацией экспедиции в чужой стране могла показаться авантюрой. Но только не для кубинца, не для обитателя Антильских островов или Центральной Америки. Еще в XIX столетии, в период борьбы за независимость, кубинские патриоты организовывали такого рода экспедиции, опираясь на Соединенные Штаты, Доминиканскую Республику, Гон­дурас, Мексику. В 40-х годах этого века было предпри­нято несколько вооруженных экспедиций из Гватемалы против тирана Трухильо. Противники диктатора Никара­гуа Сомосы вторгались в эту страну из Коста-Рики. Про­тивники венесуэльского тирана Гомеса организовывали против него повстанческие экспедиции на острове Три­нидад. И во всех этих экспедициях участвовали латино­американцы из других республик, и не только искатели приключений, но и люди, боровшиеся за прогрессивные идеалы.

вернуться

14

Яра и Байре города, в которых началась война за независимость.