Теперь же повстанцам удалось обосноваться, можно сказать, в самом сердце Латинской Америки. У них были современное оружие, техника, денежные средства. Инициатива была в их руках, теперь им не угрожало внезапное нападение и разгром.
Отправляясь на «Гранме» на Кубу, Че ехал в совершенно незнакомую для себя страну. Боливию же он хорошо знал по предыдущему пребыванию в ней в 1953 году.
Если продолжить сравнение с кубинскими событиями, то боливийский вариант выглядел не столь надежным, как могло бы показаться на первый взгляд. На Кубе, при всех своих исходных слабостях, бойцы Фиделя Кастро находились у себя дома, а дома, как известно, и стены помогают. Фидель мог рассчитывать на помощь единомышленников и сочувствующих во всех уголках страны.
В Боливии в отличие от Кубы ядро партизан составляли иностранцы — главным образом кубинцы, и возглавлял их тоже иностранец — Че. И какими бы симпатиями партизаны ни пользовались в революционных кругах, местное население могло отнестись к ним как к чужестранцам, а это значит — с недоверием и предубеждением.
В международном аспекте сравнение тоже было не в пользу отряда Рамона. Когда Фидель Кастро начинал борьбу в Сьерра-Маэстре, американцам и в голову не приходило, что эта борьба кончится победой социалистической революции на Кубе. Поэтому стрельба в Сьерра-Маэстре не особенно их тревожила. Стрельба же в горах Боливии могла вызвать ответный массированный удар со стороны Вашингтона. Правда, это совпадало с планами Че, но кто мог поручиться тогда за благополучный для партизан исход такой конфронтации?
Но как бы там ни было в будущем, в настоящем все преимущества были на стороне новых обитателей «Каламины».
8 и 9 ноября Че совершает краткие выходы в окружающие ранчо джунгли. Он остается доволен разведкой. 9 ноября Рамон записывает в дневнике: «Если дисциплина будет на высоте, в этом районе можно долго продержаться».
Однако 10 ноября, обеспокоенный любопытством хозяина соседнего ранчо Альгараньяса, у которого обитатели «Каламины» покупали провизию, Че решил перебраться в джунгли и организовать там, в восьми километрах от фермы, главный, или базовый, лагерь. После первой ночевки в джунглях 11 ноября Че отмечает в дневнике: «Обилие насекомых здесь невероятное. Спастись от них можно только в гамаке с сеткой (такая сетка только у меня)». И на следующий день: «Волосы у меня отрастают, хотя и очень медленно, седина начинает исчезать, появляется бородка. Через пару месяцев опять стану похож па себя».
В лагере устроили печь для выпечки хлеба, смастерили лавки л стол. Здесь в своеобразном «красном уголке» от 4 до 6 часов пополудни шли политзанятия. Че рассказывал об опыте кубинской революции, о хитростях партизанской войны, другие преподавали историю и географию Боливии, испанский язык и язык кечуа. Эти занятия были обязаны посещать все партизаны. Вечером после ужина для желающих Че преподавал французский язык.
Че организовал знаменитую «гондолу» — переброску продуктов, оружия и другого партизанского хозяйства из «Каламины» в базовый лагерь. Это была изматывающая работа: людям приходилось ежедневно переносить на себе большие тяжести. В районе базового лагеря партизаны выискивали тайники, пещеры, рыли траншеи, куда прятали свое имущество. Че считал временным пребывание партизан в местности, хотя рассчитывал, что всегда сможет в нужный момент послать сюда своих людей, чтобы пополнить запасы продовольствия, лекарств и оружия.
Деятельность, которую развивали обитатели «Каламины», все больше возбуждала любопытство их соседа Альгараньяса и его работников. Обитатели «Каламины» все чаще находили на своем пути этих слишком любопытных соседей. Приходилось быть начеку. В базовом лагере устроили наблюдательный пункт, с которого были видны подступы к домику на ранчо. 25 ноября Че записывает: «С наблюдательного пункта сообщили, что прибыл „джип“ с двумя или тремя пассажирами. Выяснилось, что это служба борьбы с лихорадкой: они взяли анализы крови и тут же уехали».
Другой причиной беспокойства, вернее — физических страданий, Че и его соратников были насекомые и москиты. Об их существовании в этих местах и о том, как с ними бороться, никто заблаговременно не подумал, и теперь Че и его товарищам приходилось терпеть последствия такой непростительной оплошности. 18 ноября Че записывает в дневнике: «Все идет монотонно: москиты и гарапатас[39] искусали нас так, что мы покрылись болезненными язвами от их отравленных укусов».
Че постоянно поддерживает радиосвязь с «Манилой» (Гаваной). Постепенно в ранчо прибывают подкрепления: кубинцы и боливийцы. 27 ноября собралось уже 30 человек.
30 ноября Че, подводя итоги месяца, писал: «Все получилось довольно хорошо: прибыл я без осложнений, половина людей уже на месте. Добрались также без осложнений, хотя немного запоздали. Основные люди Рикардо, несмотря ни на что, готовы примкнуть к нашему движению. Перспективы в этом отдаленном от всех центров районе, где, судя по всему, мы практически сможем оставаться столько времени, сколько сочтем необходимым, представляются хорошими. Наши планы: дождаться прибытия остальных, довести число боливийцев по крайней мере до 20 и приступить к действиям. Остается выяснить реакцию Монхе и как поведут себя люди Гевары».
Люди Рикардо — это боливийцы, по-видимому, братья Передо, и несколько студентов, находившихся с ним в контакте. Люди Гевары — сторонники шахтерского вожака Мойсеса Гевары Родригеса. Монхе — Марио Монхе, тогдашний первый секретарь Компартии Боливии, с которым предстояли переговоры об отношении КПБ к проектируемому партизанскому движению.
2 декабря прибыл Чино — Хуан Пабло Чанг Наварро, перуанский революционер, участник партизанского движения в Перу, разгромленного властями. Чино предложил передать в распоряжение Че 20 перуанцев, участвовавших в партизанском движении в Перу. Обсуждался вопрос об организации партизанской базы в Пуно, на перуанском побережье озера Тнтикака. После переговоров Чино отбыл в Ла-Пас, намереваясь направиться в Гавану, а оттуда вновь возвратиться в Боливию и вступить в отряд Че.
Между тем в лагере продолжались партизанские будни. В декабре вырыли еще один тайник в окрестностях «Каламины», заложив в него оружие и боеприпасы.
Однако работники Альгараньяса не оставляли лагерь в покое. Они продолжали шпионить за обитателями «Каламины». Комментируя этот факт, Че записывает 11 декабря: «Это меняет наши планы, нам нужно быть очень осторожными».
Среди боливийцев, находящихся в «Каламине», возникли раздоры. Одни согласны стать партизанами, другие обусловливают свое согласие решением Коммунистической партии Боливии, отношение которой к отряду Че продолжает оставаться неясным.
12 декабря Че записывает в дневнике: «Говорил со своей группой, „прочитав проповедь“ о сущности вооруженной борьбы. Особо подчеркнул необходимость единоначалия и дисциплины. Сообщил о назначениях, которые распределил следующим образом: Хоакин — мой заместитель по военной части, Роландо и Инти — комиссары, Алехандро — начальник штаба, Помбо — связь, Инти — финансы, Ньято — снабжение и вооружение, Моро — медицинская часть (временно)».
В той же записи Че отмечает новый настораживающий факт: «Коко вернулся из Каранави, где купил необходимую провизию, но в Лагунильясе некоторые видели его и удивились количеству закупленных продуктов».
До 31 декабря обитатели «Каламины» были заняты будничной партизанской работой: рыли землянки, укрытия, устанавливали рацию, все больше вглубь разведывали местность, прокладывая в джунглях секретные тропы, засекали выгодные для засад позиции, занимались различного рода тренировками. Все это делалось часто под ливнем и на голодный желудок. Че, участвовавший во всех работах и, как обычно, не щадивший себя, требовал того же от своих бойцов, что, по-видимому, не всегда встречалось с энтузиазмом даже среди кубинских ветеранов, о чем свидетельствует следующая запись от 28 декабря в его дневнике: «В лагере встретил Маркоса и Мигеля, которые переночевали среди камней, так как не успели вернуться до темноты. Они были возмущены тем, как обо мне тут говорили в мое отсутствие. Судя по всему, они имели в виду Хоакина, Алехандро и Врача».