Долгое время евреи жили в своих местечках в Российской империи обособленно. Власть это не устраивало. Правительственный указ от 1845 года предписал евреям отказаться от традиционной одежды и одеваться, как все. Обучение русскому языку уменьшило изоляцию еврейских местечек. Разрушение традиционной еврейской общины вело к вовлечению евреев в общую жизнь России. Они принялись учить русский язык и получать образование. Но устроить свою жизнь евреям было трудновато. Без перехода в православие дорога на государственную службу закрыта, военная карьера невозможна. Занятие земледелием исключалось — иудеям не разрешали покупать землю. Работать в промышленности нельзя, поскольку запрещалось селиться в крупных городах, где строились заводы. Основная масса евреев существовала в беспросветной нищете, перебивалась ремесленничеством, кустарничеством, мелкой торговлей. Отсюда и пошло представление о евреях как о торгашах, которые ни к чему другому не пригодны. Но оставались еще медицина, наука, культура и искусство…
Благодаря сестре Полине Эрнст Генри очень рано узнал имена родившихся по соседству мастеров, которые вскоре прославились на весь мир.
Дабы получить образование, пасынки империи уезжали за границу. Марку Шагалу повезло — выдающийся российский юрист и депутат Государственной думы Максим Моисеевич Винавер назначил юному живописцу стипендию, на которую в 1911 году Шагал уехал в Европу — учиться и работать.
Марк Ротко, ныне один из самых дорогих художников в мире, появился на свет в городе Двинске, в Витебской губернии. Маркус Янкелевич Роткович — так его тогда звали — учился в хедере (еврейской религиозной школе), изучал иврит и тору, первые пять книг канонического еврейского Священного Писания. Потом семья перебралась в Соединенные Штаты. «Трагический опыт катарсиса есть единственный источник любого искусства, — писал сам Марк Ротко. — Мои картины — это непредсказуемое путешествие в неизвестный мир. Скорее всего, зритель предпочел бы в него не отправляться».
Один из основоположников модернизма и основателей конструктивизма, скульптор и архитектор, создатель нового пластического языка Наум Габо появился на свет в городе Брянске. Юным уехал за границу. Родители отправили его учиться медицине в Германию. Он не захотел стать врачом, перешел в Высшее техническое училище в Мюнхене, но увлекся философией и историей искусств. Он не получил художественного образования. Но это ему не помешало.
Хаим Сутин появился в местечке Смилович Минской губернии в бедной семье, где было одиннадцать детей. Он с раннего детства хотел рисовать! Убежал из дома в Минск, чтобы учиться живописи. Перебрался в Вильно, где записался в Школу изящных искусств, а потом отправился в Париж. Во Франции расцвел его талант.
Леон Бакст — псевдоним Лейба-Хаима Израилевича Розенберга, родившегося в Гродно. Это также черта оседлости. Но его дедушка поставлял сукно русской армии и приобрел право жить в столице. Он перевез внука в Санкт-Петербург, помог ему стать вольнослушателем Императорской Академии художеств. Бакст стал знаменитым портретистом. Петербургский журнал «Столица и усадьба» писал: «Сейчас Бакст — один из наиболее популярных художников, спрос на него громадный. Рассказывают, что с восьми часов утра к нему трезвонят беспрестанно по телефону поклонники, интервьюеры дежурят часами у его дверей». Но в 1909 году Леона Бакста выслали из Петербурга как еврея, не имеющего права жить в столице. На следующий год он отправился в Париж.
Судьбы у этих мастеров — соседей Эрнста Генри — разные. Одно их объединяет. Они появились на свет в старой России, где им не были рады. Пасынки империи, они покинули родные места и нашли приют в более благоустроенных краях. Поэтому в их распоряжении всегда были хорошие краски и хороший холст, и у них была возможность творить. Им не пришлось, как тем, кто остался в родных краях, в худшем случае рисовать начальника лагеря, а лучшем, сидя на собраниях, внимать малограмотным партийным секретарям.
Не только данный им от бога талант, но и нечто увиденное, впитанное и осознанное в детстве, проведенном в черте оседлости в Северо-Западном крае Российской империи, определило их невероятный успех.
«Здесь ваши могилы, — писал Марк Шагал. — Ваши надгробия. Заборы, мутная речка, утоленные молитвы — все перед глазами. Слова не нужны. Все во мне: то притаится, то зашевелится, то взметнется, как память о вас».