— Грамота нужна, Фэдмар, ты сегодня сам убедился, как воздействует исписанный пергамент на важных сеньоров. — Эрлайл проводил графа глазами и поднялся. — Ну что, пойдем и мы?
— Пойдем… Отфрид, — барон обернулся к сыну, — ты слышишь? Твой кузен Ридрих сочиняет стихи! А ты не любишь читать.
— Я умею читать, — насупился баронет. — А Ридрих — это кто?
— Ридрих Эрлайл, сын дяди Удвина.
Еще один родич. Рифмоплет.
— Да, но что с оскорблениями? — вспомнил старший Игмор. — Откуда ты узнал, что эта свора тявкала обо мне? Как ты мог их слышать?
Эрлайл снова скривил тонкие губы в ухмылке:
— А я и не слышал. Зачем слушать, если заранее известно, что они могут сказать? У них не слишком богатое воображение, знаешь ли. Я спросил себя: Удвин, что бы ты сам сказал, окажись на их месте?
— Однако граф попался на твою уловку! Испугался пустой бумажки! Удвин, ты великий хитрец! И великий обманщик!
— Да ну брось, родич. Scire leges non hoc est verba earum tener, sed vim ac potestatem.[8] Они в самом деле вчера бранили тебя — стало быть, я сказал правду. Правда, Фэдмар, — великая сила! Ничто не устоит перед правдой, даже графский суд!
Кузены рассмеялись, а Отфрид подумал: как же, правда… Дядя соврал, будто ему точно известно, о чем говорили сеньоры. Великая сила — ложь, и перед ней в самом деле не устоит ничто…
* * *Отсмеявшись, родичи направились к выходу. Солдаты, гремя, несли за ними доспехи Игмора. Прошли по коридорам мимо графских латников, те проводили компанию равнодушными взглядами. Когда возвратились в свои покои, Эрлайл тут же удалился в уголок и принялся шептаться с оруженосцем, которому велел следить за Лоренетом и прочими. Коротко переговорив со слугой, Удвин заявил Фэдмару:
— Кузен, дело может принять серьезный оборот. Эти уроды ускакали сразу после суда. Об этом я и думал, глядя, как они торопятся прочь из зала.
— И что же? — Барон не разделял тревоги Эрлайла.
— Они могли приставать к его светлости, скулить, просить… не знаю, чего просить… но это было бы естественно. Нет, они удалились, даже не поплакав на груди Оспера. Очень спешили, Унтрейт дал в рыло графскому конюху — мол, недостаточно поспешно выводит лошадей. Лоренет торопил своих людей… Значит, замышляют гадость. Я советую тебе надеть доспехи.
Игмор засопел и принялся теребить бороду.
— Ладно, — согласился барон после минутного раздумья. — Только не здесь. Выедем за город, и я облачусь в латы. И солдатам велю кольчуги натянуть, а оружие держать наготове. Так?
Отфрид слушал и думал: дядя снова прав, поведение неудачливых жалобщиков в самом деле выглядит подозрительно. Поэтому баронет не стал возражать, когда отец велел натянуть кольчугу и держаться в середине колонны. В походе с командиром не спорят, а они сейчас словно в походе. Наскоро собравшись, дворяне и латники поспешили во двор к конюшням, Фэдмар заранее послал людей, чтобы приготовили лошадей и поклажу.
Они уже садились в седла, когда во дворе появился седой мужчина в красно-синем с серебряной цепью на груди — челядинец высокого ранга. Запыхавшийся — видно, спешил — слуга с поклоном обратился к Фэдмару от имени графа: его светлость надеется, что господин барон удовлетворен исходом дела, его светлость надеется, что господин барон понимает, как тяжело уследить за буйными вассалами и блюсти справедливость…
Игмор, взгромоздясь на коня, кивнул:
— Передай, я благодарю его светлость за правый суд и желаю графу всяческих благ… За мной!
Игмор пустил коня прямо на слугу с цепью, оказавшегося между бароном и воротами, красно-синий поспешно посторонился. Кавалькада, стуча копытами коней, двинулась прочь со двора. Эрлайл, как и обещал, отправился с Игморами — отметить пиром успешное завершение тяжбы. За городом они съехали с тракта в лесок, барон облачился в боевые доспехи. Несмотря на прежнюю браваду, Игмор не мешкал: едва закончив снаряжаться, тут же занял место во главе колонны и велел двигаться. Владения Лоренетов он желал миновать засветло.
Ехали осторожно, приглядываясь к придорожным зарослям и распадкам, где можно было бы устроить засаду. Отфрид уже немного разбирался в подобных вопросах, поэтому вертел головой вместе со всеми. Как и любому мальчишке, баронету хотелось бы отличиться — первым обнаружить затаившихся в кустах Лоренетов и заслужить похвалу отца или, к примеру, этого странного дяди Удвина. Доказать им всем, что он ничуть не хуже незнакомого Ридриха Эрлайла, пусть тот и сочиняет никчемные стихи! Да и о чем сочиняет-то? Подумаешь, колесница! Колесница, телега — для черни, а жизнь благородного человека проходит в седле! Какая, к дьяволу, колесница? И вообще — что проку в рифмованных строчках на пергаменте? Сила вовсе не в пергаментах, сила в другом! Если бы не графы и короли с их судами да законами — тогда он, Отфрид Игмор… тогда… Парнишка так размечтался, что едва не упустил момент, когда на гребне холма показались вооруженные всадники.
* * *