— Изношены сердце и жизненные центры, безмерно оскудела мужская изначальная субстанция. А от того, что много пьете, может возникнуть тяжкий недуг.
Он прописал государю лекарство и велел поставить жбан со льдом, научил слуг способам, как снимать с государя усталость. После все красавицы из государева окружения также потребовали по жбану со льдом. Погрузившись в прохладную воду, эти беспутницы ревниво ожидали, когда государь их осчастливит. А лед тотчас подскочил в цене. Семьи, в коих хранение льда было промыслом, получали доходу не одну сотню тысяч золотом.
На девятом году правления под девизом «Великие свершения» государь решил вернуться в столицу. Слух разнесся среди обитательниц Терема грез, и они, протестуя против государева отъезда, спели такую песенку:
Государь, услыхав песню, изволил снять дорожное платье и созвал красавиц. Приступил с расспросами:
— Кто научил вас этой дерзкой песне?
— Один из ваших чиновников гулял среди простого народа и услыхал ее, — был ответ, — творил, будто поют мальчишки на улицах.
Государь погрузился в раздумье и долго молчал. Потом сказал: «То знак Неба, знак Неба». Он нацедил вина и пропел:
Песня не принесла государю избавления от тоски. Приближенные и гаремные затворницы не поняли ее смысла.
— Слушать надо уметь, — сказал им государь. — Придет время — поймете.
Вскоре государь отбыл в Цзянду. Ли Ми поднял войска и вступил с ними в столицу. Царство Суй перестало существовать, а сам Ян-ди погиб. Увидев Терем грез, Ли Ми, будущий император новой династии Тан, сказал:
— Он был создан на крови и страданиях народа, — и повелел его спалить. Месяц горел Терем грез, никак не мог сгореть.
Государь Ян-ди знал, что вознесение к власти сменяется крахом — вот о чем была его песня. И в кончине его самого, и в крахе его империи нет ничего неожиданного.
Чжэнь Цзинби (XIII–IV в.)
ДЕВУШКА В КРАСНОЙ ПЛАХТЕ[178]
Жил в середине годов под девизом Цзя-си[179] некий Цзай, прозвище имел Легко вздымающий плоть. Усадьба его была подле общественного дома для неженатых мужчин деревни. Рядом с тем домом росло дерево хунмэй — красный абрикос[180]. Пышно раскинулись его ветви, прихотливо сплетаясь в кроне и далеко, едва ли не на полму[181] отбрасывая густую тень. И вот однажды, когда наступила пора цветения, приманило что-то Цзая под тенистую крону. Взял он вина, уселся под деревом и весь остаток дня так и просидел под ним. Уже и ясная луна выплыла на небо, и вино иссякло в бутылке, а он все сидел и сидел. Вдруг из густых ветвей появилась девушка в красной плахте и, словно легкая тень, прошла неподалеку. И какая славная она была! Цзай крадучись двинулся за ней, да не прошел и десяти шагов, как та будто истаяла.
Ах, если бы не злой рок, разве встретил бы ее Цзай! С той поры стал он сам не свой: во сне бормочет ласковые слова, днем словно немой истукан. Односельчане жалели Цзая. Был среди них один старик, он догадался, что приключилось с юношей. Пришел к нему и сказал:
— Слыхал, будто в старину жила в нашей деревне девушка несравненной красоты, семья ее была далеко, там, где сливаются реки Сяо и Сян. И небу было угодно, чтобы похоронили ее под деревом хунмэй. С той поры не было ночи, чтоб не появлялась она под деревом, и всякий, кто ее видел, скоро погибал. Увы, видно судьба была тебе ее увидеть!
Цзай решил проверить слова старика, пошел к дереву — и вправду, раскопал под ним гроб. Была там еще дыра, круглая, словно деньга, видно змеиная нора. Скоро заметил он и свернувшуюся клубком змею, а под корнями дерева, где ствол расходился надвое, еще и какие-то объедки, видно, змея приносила в нору еду.
Цэай раскрыл гроб и поразился, как прекрасна была усопшая: лицом свежа, как живая, хотя пудра чуть стерлась, помада поблекла, а платье и саван уже тронуты тленом. Сердце его опьянилось любовью, он поднял тело и тайно отнес в удаленный флигель, где жил. Там уложил девушку на циновку и каждый день подолгу тер ей руки и ноги. Однажды не удержался и возлег с ней. И с того раза каждую ночь имел с ней соитие. Скоро дыхание его стало прерывисто, силы иссякли и появился недуг. Домашние Цзая, видя его слабость, пригласили книжника. Тот пришел и заметил в стене дыру. Думая, что через нее могла проникнуть в дом нечисть, свершил жертвоприношение, но болезнь Цзая усилилась, и в тот же день он умер. Книжник сказал:
177
Песня предсказывает гибель Ян-ди и победу новой династии: слово «тополь» (ян) звучит как имя государя, а слово «слива» (ли) как имя будущего императора новой династии Тан (618–907 гг.) — Ли Ми.
178
Перевод осуществлен по ксилографическому изданию антологии XVI в. «Наставница подле зеленого окна» («Люй чуан нюй-ши»). Плахта (шан) — это особая юбка, в древности составлявшая один из важнейших компонентов торжественного мужского костюма и символизировавшая земное, нижнее, женское начало. Красный, т. е. мужской, цвет плахты-шан знаменует собой единство Неба и Земли, мужского и женского начал. Подробно о плахте-шан и ее изображения см.: Л. П. Сычев, В. Л. Сычев. Китайский костюм. — М., 1975.
179
Девизом «Цзя-си» («Счастливое процветание») был обозначен период правления династии Сун с 1237 по 1240 г.
180
Хунмэй (буквально: красная слива) — абрикос муме, или абрикос японский. Определение «хун» («красный») может также ассоциироваться с его омонимом «хун» («бескрайний»), намекая тем самым на необычный и даже сверхъестественный размер дерева. Скорее всего, данный рассказ отразил пережиточные формы коллективного брака, поскольку его действие разворачивается у общественного дерева и возле дома для юношей. Сюжет восходит к хорошо известному в мировом фольклоре мотиву «Брак с чудесной супругой», которой тут является покойница. Общение с потусторонней женой обычно влечет за собой смерть героя.