То, что сцена происходит в саду — в виноградной беседке, — тоже не случайно и связано с тем, что китайцы вообще предпочитали предаваться любви на лоне природы, и с тем, что считали это весьма полезным, ибо, если, любя, вдыхаешь свежий воздух, то, во-первых, это продлевает потенцию, а во-вторых, при этом одновременно с восприятием энергий противоположного пола воспринимаются энергии всего окружающего мирового пространства. Виноградная беседка — весьма уютная среда для эротических игр. В этом смысле аналогом данному сюжету является сцена с гравюрного листа серии «Цзинь, Пин, Мэй» «Пань Цзиньлянь, опьяневшая, мается на перекладине для винограда» (илл. 126).
Расставленные по всему саду цветочные горшки в данном контексте воспринимаются как метафоры коитуса.
На втором свитке тот же юноша общается одновременно с двумя женщинами. Вероятнее всего, одна из них, та, что служит «подставкой» для другой, является ее служанкой (илл. 23).
Вторая подсерия посвящена домашним радостям некоего «почтенного», как он именуется в надписях, Ни:
«Уютное жилище почтенного Ни» — парная сцена на фоне ширмы с пейзажем гор и вод, рядом со столиком, на котором стоит ваза с цветами. Пейзаж горы и воды в китайской традиции является возвышенным выражением взаимодействия сил инь и ян (илл. 34).
«В комнате таинств почтенного Ни велики непрерывные возгорания». «Комната таинств» («дунфан») — так именуется одна из ячеек управляющих центров человеческого организма, или «киноварных полей». Всего в человеческом организме три «киноварных поля», и каждое из них имеет свою «комнату таинств». В данном случае это, конечно, дун-фан нижнего центра. И, кроме того, термин «комната таинств» выступает в данном случае в качестве синонима термину «нефритовые покои», который является обозначением сексуальных практик. Не случайно китайские эротические трактаты именуются «Главное из наставлений для нефритовых покоев», «Тайные предписания для нефритовых покоев». На описываемом свитке в сцене активное участие принимает ребенок. В китайском эротическом искусстве это вполне обычное явление.
Всего в эрмитажной коллекции существуют два свитка, на которых присутствуют дети. Надпись второго из них гласит: «Атакующий огонь солнечной горы». Данная надпись состоит из четырех иероглифов, три из которых описывают явления янской ориентации: огонь — символ мужской триграммы «ли»; солнце, т. е. собственно ян, и гора (каменная гора, нефритовая гора), т. е. твердое, противозначное мягкому, женственному. Однако, с другой стороны, термин «янская (солнечная) гора» может быть применен в качестве синонима к термину «янская башня», который обозначает выступ внутри женского полового органа (илл. 36).
Свиток «Две жены оспаривают друг у друга мужа» очень характерен для китайского эротизма. С одной стороны, такая ситуация вполне обычна для гаремной жизни, с другой стороны, она прекрасно укладывается в китайские метафизические схемы единения инь и ян, где инь воплощается в четной двойке, а ян — в нечетной единице.
Весьма лаконично и законченно смотрится еще один свиток из антологической серии духовно-телесных радостей почтенного Ни, называется он: «Воспринял через связь последствия истечений, напитался из отверстия жаровни тыквы-горлянки». Смысл этой надписи весьма любопытен с точки зрения религиозно-духовного понимания секса. Тыква — горлянка — священный сосуд с эликсиром бессмертия, с ним, как гласит предание, не расстается святой Ли Тегуай, но лишь достойнейшим он предлагает отведать его содержимое. Однако, кроме того, полая выдолбленная горлянка (сосуд с перехватом) считалась природным аналогом женственного вместилища, отверстие ее — вход во влагалище. Образ этот нередко встречается в китайской эротической живописи и литературе. Так, например, один из графических листов серии «Су Во пянь» называется «Союз инь и ян в райских глубинах тыквы-горлянки». В эротическом процессе целью мужчины было получение живительных соков из недр иньского сосуда (илл. 38).
Наиболее загадочен восьмой свиток из эрмитажного собрания. На нем представлена женщина, блаженно сидящая рядом с хорошо возбужденным ослом. Согласно запискам доктора Корсакова, скотоложство существовало в Китае в XIX в., причем любимыми животными были именно ослы, вернее, ослицы, ибо упражнялись в этом жанре все же не женщины, а мужчины (хотя для китайцев, привыкших к гомосексуализму, возможно, пол животного был безразличен). Однако на данном свитке перед нами женщина и, что еще более интересно, она не китаянка, а европейка, беловолосая и кучерявая. Затрудняюсь сколь-либо убедительно прокомментировать это произведение. Единственно, что маловероятно — это то, что данный свиток является европейской подделкой. Во-первых, западные нравы прошлого века позволяли с удовольствием и интересом познавать китайскую скабрезность, но вряд ли провоцировали на подражание, как, впрочем, и сейчас. Тем более что подражать ей достаточно трудно, ибо это весьма специфический внепластический живописный язык. Во-вторых, женщина на этом свитке изображена обутой — это все же чисто китайская особенность (илл. 9).
Одним из наиболее интересных и, возможно, наиболее ранним произведением эрмитажной коллекции (ориентировочно XVIII в.) является альбом с изображениями секса на лошадях. Но, к сожалению, это произведение не чисто китайское. Оно было создано монголами.
Таков общий перечень хранящихся в Государственном Эрмитаже китайских вещей с эротической тематикой (илл. 47–52, 98-109).
Часть II. Искусство «внутренних покоев»
К. Скиппер
ЗАМЕТКИ О ДАОСИЗМЕ И СЕКСУАЛЬНОСТИ
Даосизм — истинно китайская религия. И в символах веры, и в практической деятельности он представляет собой автохтонную религиозную доктрину, противостоящую иноземным влияниям Индии, Малой Азии и Европы.
Даосская практика основывается на двух общих для всего Китая космологических постулатах: Дао (Путь) — единственный в своем роде закон, регулирующий дополняющие друг друга силы инь (женское начало, тень, луна и т. п.) и ян (мужское начало, свет, солнце и т. п.). Этот дуализм распространяется на все существующее в природе. Им определяется судьба всякого творения: день сменяется ночью, у света есть тень, жизнь ведет к смерти и т. д. Преодоление взаимоотталкивания двух начал и приведение их в гармонию в абсолютном и вечном единстве Пути — цель жизни миллионов приверженцев даосской религии. Великий французский синолог Марсель Гране показал, что эти концепции не являлись просто метафизическими спекуляциями. В древнем Китае союз инь и ян олицетворялся в танцах и играх юношей и девушек, достигших брачного возраста. Такого рода встречи происходили весной в садах, расположенных в общинных святых местах. Это были сексуальные обряды: союзы, заключенные весной, заканчивались браком осенью, после сбора урожая. Песни, перемежавшиеся танцами и состязаниями, — одни из древнейших литературных памятников, сохранившихся в Китае. Подобные сексуальные обряды и по сей день сохраняются в некоторых районах Южного Китая и Юго-Восточной Азии. Иногда те же самые древние песни передаются из поколения в поколение устной традицией.
Все это свидетельствует об основательности определенных действий и представлений, относящихся к нашей теме. Сексуальность, отнюдь не вытесненная в сферу тайного и апокрифического, оказывается стержнем умственной и практической деятельности. То же справедливо и в отношении религии: редко какие даосские сочинения не упоминают в той или иной форме о союзе инь и ян.