— Фила Леонидовича я изволю, — мрачно ответил на вопрос Каблуков.
— А вы с ним договаривались? — бесстрастно спросила Кошаня.
— А вы ему скажите, что Каблуков пришел, Джон Иванович, — так же бесстрастно молвил Кошане Д. И.Каблуков.
— Каблуков или Каблукофф? — переспросила Кошаня.
— Каблуков, — уточнил Д. К, — с одним «в» на конце.
Кошаня удалилась, а Д. К. продолжил изучение абстракционистской классики. Когда он, смотря на очередную картину, пытался понять, настоящий это Поллок или не совсем, Кошаня вновь открыла дверь и проговорила:
— Проходите, но Фил Леонидович просил его подождать, — и Кошаня указала Д. К. на большое кресло, расположенное прямо напротив огромного японского цветного телевизора с подключенным к нему видеомагнитофоном. На экране шел какой–то фильм то ли со Шварценеггером, то ли со Сталлоне, правда, Джон Иванович смотрел обычно лишь порнографические фильмы, а потому все происходящее в телевизоре его не очень–то и заинтересовало, но он все равно плюхнулся в кресло, чувствуя, как комок жизненной обреченности подкатывает к горлу. — Выпить хотите? — спросила заботливая Кошаня. — Смотря что, — сказал Каблуков. — А что хотите, — услышал он гордый ответ. — Тогда рому, — опять почему–то мрачно изрек Каблуков, — только ямайского. — Хорошо, — промолвила секретарша и быстренько соорудила Каблукову большой бокал, полный ямайского рома.
Отлично устроился, — прогромыхал мощный зюзевякинский бас как раз в тот момент, когда Каблуков сделал первый глоток, — а, Кошаня, отлично ты его устроила?! — Кошаня потупилась, сникла и моментально исчезла где–то в закоулках огромного зюзевякинского кабинета. — Ну что, пропащий, заходи, — пригласил гостя Зюзевякин, и Каблуков вошел в святая святых российского бизнесмена, то бишь в его офис, что находился на двадцать первом этаже сорокаэтажного небоскреба черного полированного стекла в самом центре родного каблуковского города. Вот только стоит ли описывать в подробностях личные апартаменты Ф. З., когда любому современнику ясно, как должны выглядеть эти самые личные апартаменты? Ну, стол красного дерева, ну, еще столик, уже черного дерева, с телефонами и парочкой замысловатых компьютеров, ну, десяток мониторов, связанных с основными биржами мира, ибо должен же Ф. З. знать котировку как собственных, так — естественно — и всех остальных акций. Впрочем, многое что еще было в этих апартаментах, включая кровать из дерева грецкого ореха для мимолетного зюзевякинского отдыха, вот только действительно — стоит ли описывать все это?
— Нет, конечно, — говорит Каблукову Зюзевякин, — приглашая его поудобнее устроиться в палисандровом кресле рядышком со столом красного дерева. — Но скажи ты мне, Джон Иванович, что тебя ко мне привело? — И Зюзевякин смотрит на Каблукова каким–то стальным, безжалостным взглядом, которого до этого Д. К. никогда не замечал. Каблукову становится не по себе, Каблуков вдруг понимает, что не один Зюзевякин существует на белом свете, а как минимум два, и вот этот–то, второй, и показал сейчас свой волчий оскал, впрочем, чего ради Д. К. понадобилось отвлекать Ф. З. от акций, котировок, повышения и понижения и прочих биржевых дел?
— Ах, Фил, Фил, — вздыхает Каблуков, — что–то совсем ты себя работой загнал, может, я зря пришел?
Зюзевякин пристально смотрит на Каблукова. — Да нет, — говорит он, помолчав минутку, — не зря, видимо, что–то стряслось с тобой, Джон Иванович, а?
— Стряслось, — покорно отвечает ДК.
— Вот и расскажи, а заодно и пообедаем. Кошаня! — взлаивает Ф. З. во вдруг включившееся переговорное устройство, связывающее кабинет с приемной. Кошаня впархивает на своих длинных красивых ногах и застывает в добром метре от стола. — Сооруди–ка нам, лапонька, обедец, на двоих, да чтобы позабавнее, а, лапонька? — Лапонька исчезает в одной из боковых комнат, а Зюзевякин предлагает Каблукову помыть руки перед едой, на что тот отвечает гордым кивком, и оба приятеля исчезают в благоухающей всеми мыслимыми и немыслимыми парфюмерными ароматами зюзевякинской рукомойке. Но опустим бессмысленную преамбулу, должную, по всей видимости, предвосхитить дальнейшее течение событий, пусть Зюзевякин с Каблуковым поскорее окажутся за уютно накрытым столом и перейдут к обсуждению таинственных событий (точнее же говоря, события), изменивших (изменившего) всю жизнь Джона Ивановича Каблукова. Но вначале, естественно, обед.