Каблуков начинает рассказывать всю историю еще один раз, Зюзевякин слушает более внимательно, а потом говорит: — Знаешь, Джон Иванович, я вроде понял…
— Что? — насторожился Каблуков
. — Это все она, — говорит Зюзевякин и наливает себе стакан рома.
— Кто это — она? — встревоженно спрашивает Каблуков.
— Виктория Николаевна, — как–то тихо отвечает ему Зюзевякин, и добавляет: — очень таинственная женщина…
— Мне и самому кажется, что это она, — впадает в истерику Каблуков, — но почему именно я?
— А может, — говорит Зюзевякин, — она тебе мстит?
— За что?
— Не знаю, Джон Иванович, за что–нибудь…
Каблуков молчит, Каблукову нечего ответить, кроме того, что он и видел–то Викторию Николаевну Анциферову всего лишь один раз в своей жизни, да и то удрал, как то помнится, наверное, и Филу Леонидовичу.
— Вот поэтому–то и мстит, — уверенно заявляет Ф. З, — зачем удрал тогда, а?
Каблукову опять нечего ответить, Каблуков понимает, что попал в жуткий переплет и помочь ему не может никто.
— Слушай, Джон Иванович, — спрашивает его Ф. З, — а может, тебе другим способом себя поправить?
— Каким это? — моментально переспрашивает ДК.
Зюзевякин начинает рассказывать Каблукову о том, что именно сейчас, вот как раз в эти дни, он, то есть Ф. Л. Зюзевякин, начинает раскручивать новое дело, сулящее немалую прибыль, проще же говоря, открывает по всей стране сеть «секс–шопов», и кажется ему, что если бы Джон Иванович стал распорядителем (какая благородная формулировочка) в одном из них, то это помогло бы его скорейшему исцелению.
— Не думаю, — сразу мрачнеет Д. К., — ты же сам видел, как мне только что помогали, ну и…
— Ну и что, — радостно восклицает Зюзевякин, — здесь не помогли, а там помогут, соглашайся!
— Нет, — говорит Каблуков, — спасибо тебе, Фил, только не поможет мне это.
— Смотри, — расстроенно обращается к другу Ф.3., — я ведь от чистого сердца.
— Понимаю, — так же расстроенно отвечает Д. К., — но…
— А что делать–то будешь? — перебивает его Фил Леонидович.
— Надо Викторию искать, — решительно заявляет Д. К, — вот уж я ей покажу!
Зюзевякин долго смотрит на друга и потом, как бы желая открыть величайшую тайну, спокойно и печально говорит ему о том, что найти сейчас Викторию Николаевну Анциферову нет никакой возможности, ибо вскоре после бегства Джона Ивановича Каблукова сия прелестная женщина попросту растворилась в воздухе, обронив, впрочем, перед этим несколько загадочных фраз насчет того, что, мол, она, то есть В. Н. Ациферова, его, то есть Д. И. Каблукова, околдовала и тому от нее никуда не уйти…
— Так и сказала? — испуганно спрашивает ощутивший тоскливое посасывание и покалывание где–то в брюхе Д. К.
— Так и сказала, — твердо и не совсем искренне отвечает Фил Леонидович, опуская весь конец собственного разговора с Викторией Николаевной (смотри седьмую главу), который мог выставить его перед Д. К. в не очень–то выгодном свете.
— И где же она сейчас? — все так же испуганно продолжает Д. К.
— Этого я не знаю, — устало завершает разговор Фил Леонидович, давая понять Каблукову, что миллионерское время стоит не дешево и даже друзья должны знать меру.
— Хорошо, Фил, — говорит расстроенный и почти убитый Каблуков, — но я все равно буду ее искать…
У Зюзевякина на глазах появляются слезы, ему жаль своего наперсника и конфидента, он привязан к Каблукову, более того — где–то в глубине своей души он относится к нему как к младшему брату, а может, даже и сыну, ведь лишь непутевой дочерью Лизаветой наградил его, Зюзевякина, Господь, а как было бы хорошо, частенько думает Зюзевякин, если бы Джон Иванович покончил со своей беспутной магической и мистической жизнью, вошел к нему в долю, да, думает Зюзевякин, как это было бы хорошо, тогда и помирать было бы не так страшно, не то, что сейчас, когда некому все оставить, думает Зюзевякин, и перед его глазами мысленно проносятся все эти фабрики и заводы, биржи и магазины, все, что делает его империю могущественной, а его самого — одним из самых богатых людей, по крайней мере, других столь же богатых он лично пока не встречал.
— Прости, Джон Иванович, — впадает в какой–то пароксизм лиризма Ф.3. — прости меня, что ничем я не смог тебе помочь, но только не отчаивайся, вспомни, как мы ходили с тобой на моей красавице яхте и ты рассказывал нам историю своего рода, как ты ежедневно удовлетворял безумные страсти моей беспутной дочери, вспомни, Каблуков, — гремел голос Фила Леонидовича Зюзевякина, и поймешь тогда, что не все еще потеряно, своего прапрапра (и сколько там еще «пра»?) дедушку вспомни, наконец, а, Каблуков?