— Ну, слава богу, — ворчит себе под нос Каблуков, направляя лошадь на узенький и горбатый мост.
Глава четвертая,
в которой появляется Фридрих Штаудоферийский, а Каблуков узнает, что минет существовал и в Средние века, хотя это ему тоже не помогло
Замок этот, известный как «Штаудоферийская твердыня», был построен еще лет триста назад одним из первых влиятельных князей, предков Фридриха. Выглядел он весьма мрачным — этакая представительная громада, сложенная из больших, плохо отесанных глыб, с крепостной стеной, с тремя угловыми башенками, с мощным и суровым донжоном, возвышающимся над окрестностями. В замке имелись глухие и глубокие подвалы, был и большой двор с расположенными на нем конюшнями, амбарами и прочими хозяйственными постройками. Вокруг замка, как уже сказано, шел ров, заполненный зеленой стоячей водой. Первые ворота вели во внешний двор, из коего следовало преодолеть еще одни, и лишь тогда ты оказывался в замке.
Абеляр и Каблуков прошли сквозь ворота спешившимися, ведя лошадей под уздцы, стараясь не отставать от своего рослого провожатого, освещавшего факелом дорогу и шагавшего быстро и размашисто, будто стремившегося оставить там, за крепостной стеной и рвом, все беспокойство наступающей ночи.
На внутреннем дворе их поджидало несколько слуг, лошадей сразу же расседлали, обтерли и увели на конюшню, что же касается путников, то им предложили пройти в большую залу донжона, где их поджидал князь. Провожатым вновь вызвался все тот же великан с зычным голосом, который оказался ближайшим сподручным князя) доблестным рыцарем Гривуальдусом, как он себя назвал. И вот они пересекают мощный двор, входят в дверной проем, поднимаются по узенькой винтовой лестнице, минуют длинный коридор, увешанный гобеленами с изображением непонятных битв и охотничьих сцен, затем снова поднимаются по лестнице, вновь идут по длинному коридору, только гобеленов на стенах уже нет, лишь с десяток факелов, потрескивая, освещают путь, вот наконец–то закрытые двери резного дерева, Гривуальдус распахивает их и предлагает нашим друзьям пройти.
Они входят и видят, что находятся в большой зале, жарко пылает камин, в самом центре — пустой некрашеный стол, по стенам столь же ярко, как и в коридоре, пылают факелы, а ближе к камину, в большом резном кресле, сидит старик, закутавшийся в черный бархатный плащ. Возле его ног пристроились два огромных, свирепого вида пса, помесь дога и мастифа, как решил про себя Джон Иванович.
— Здравствуй, здравствуй, милейший Абеляр, — проскрипел из кресла бархатный старец, — давно мы с тобой не виделись! — Собаки заворчали, одна из них внезапно взвизгнула и снова затихла. — Да, — продолжал князь, — лет тридцать, наверное, прошло?
— Может, сто тридцать? — захохотал Абеляр, подходя к креслу и целуя протянутую руку с большим одиноким перстнем на указательном пальце. — Знаешь, князь. — продолжил бывший единорог, — иногда мне кажется, что ты вечен.
— Ну, — довольно улыбнулся Фридрих Штаудоферийский, — ты мне льстишь, но все равно приятно. А это и есть твой друг?
— Да, — сказал Абеляр, — мой хороший друг Джон Иванович Каблуков, с которым произошло величайшее несчастье, собственно, именно это и привело нас к тебе, князь.
— О делах потом, — отмахнулся Фридрих, — вы, наверное, голодны с дороги, да и отдохнуть не мешало бы. Так что поедите, поспите, а потом и о делах, не так ли, Гривуальдус? — отчего–то обратился он к рыцарю.
— Воистину так, монсеньер, — кратко ответил тот.
— Тогда распорядись о еде. Гривуальдус вышел из залы, собаки, молча и настороженно, проводили его до дверей, а потом снова улеглись у ног хозяина.
— Славные песики, — сказал тот, заметив любопытствующий и пугливый взгляд Каблукова, — каждый в одиночку медведя завалит, да и лесного быка. Спокойнее мне, когда песики рядом, но вы не волнуйтесь, досточтимый, пока я не скажу, они никого не тронут, не так ли, Факел, — обратился Фридрих к песику помощнее. Тот прорычал и лизнул княжескую руку.