— Первый урок в четверг.
— На этой неделе?
— Да, в четверг вечером, — подтвердила Кулвиндер.
— Хорошо, — ответила Никки. — В котором часу начало?
— В любое удобное для вас время, — выговорила женщина на самом чистом английском, на какой только была способна, и когда Никки удивленно вскинула голову; Кулвиндер притворилась, что не заметила этого.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Над дорожкой, ведущей к дому в Энфилде, где прошло детство Никки, витали пряные ароматы. Вдыхая знакомый запах, девушка добралась до двери и открыла ее своим ключом. Мама и Минди возились на кухне, переговариваясь друг с другом, в гостиной по телевизору шла какая-то телеигра. Папа в ожидании ужина всегда смотрел новости. Теперь на его стуле лежало стеганое покрывало; столик, на который он обычно ставил стакан с виски, куда-то исчез. Перемены, сами по себе мелкие и незначительные, прямо-таки кричали, что отца больше нет. Никки переключила телевизор на канал Би-би-си. Из двери кухни тут же высунулись головы мамы и Минди.
— Вообще-то мы слушали, — заметила мама.
— Извините, — ответила Никки, но ей не хотелось переключать обратно на игру. Голос диктора будто вернул ее в прошлое: ей снова одиннадцать и она смотрит с папой новости перед ужином. «Что ты об этом думаешь? — спрашивал отец. — По-твоему, это справедливо? Как думаешь, что означает это слово?» Порой мама звала Никки помочь накрыть на стол, и тогда папа подмигивал дочери и громко отвечал: «Она сейчас занята».
— Вам чем-нибудь помочь? — спросила Никки у матери.
— Можешь разогреть дал.[13] Он в холодильнике, — ответила та.
В холодильнике обнаружилась лишь стопка пластиковых контейнеров из-под мороженого с выцветшими этикетками.
— В коробке из-под ванильного с орехом пекан, — уточнила Минди.
Никки взяла коробку, поставила ее в микроволновку. И с ужасом увидела через стекло, как пластмассовые стенки оплавляются и стекают в дал.
— С далом придется подождать, — заметила она, открывая дверцу и вынимая коробку. По кухне распространился отвратительный запах горелого пластика.
— Ах ты дурища! — воскликнула мама. — Почему не переложила в контейнер для микроволновки?
— А почему ты сразу так не сделала? Прежде чем убрать дал в холодильник, — парировала Никки. — Коробки из-под мороженого сбивают с толку.
В этом возгласе выплеснулись все разбитые надежды Никки, годами шарившей в холодильнике в поисках десерта, а находившей лишь штабеля контейнеров с замороженным карри.
— Меня устраивают и коробки, — заявила мама. — Они бесплатно достаются.
Ни дал, ни коробку спасти не удалось, поэтому Никки выбросила и то и другое, после чего отошла в уголок. Она вспомнила, как задержалась здесь вечером после папиных похорон. Мама страшно устала (переправка тела отца в Лондон превратилась в бюрократический и логистический кошмар), но от помощи отказалась и велела дочери не мешаться под ногами. Никки принялась расспрашивать маму о последних часах жизни папы. Он продолжал сердиться на нее или думал о другом? Ей важно было это узнать.
— Отец ничего не сказал. Он спал, — отрезала мама.
— Но до того, как заснул? Может, в его последних словах был какой-то намек на прощение?
— Не помню, — пробормотала мама. Щеки у нее запылали.
— Мама, ну попытайся…
— Не задавай мне больше этот вопрос! — оборвала ее мама.
Похоже, жить с неизбывным чувством вины предстояло долго. Вздохнув, Никки вернулась в свою комнату и продолжила собирать вещи.
— Ты ведь передумала уходить, правда? — спросила Минди, стоя в дверях.
Никки окинула взглядом коробки, торчавшие из-под кровати. Стопки книг, распиханные по большим текстильным сумкам из супермаркета. Свою куртку с капюшоном, снятую с вешалки за дверью и свернутую перед укладкой в чемодан.
— Я не могу здесь оставаться. Как только мама узнает, что я работаю в пабе, житья мне не будет. Она меня заклюет. Я еще как-то терпела папино пренебрежение. Но если и мама намерена меня третировать, ноги моей тут не будет.
— Ты ведешь себя как эгоистичная дура.
— Я просто реалистка.
Минди вздохнула.
— Представь, каково сейчас маме. Иногда стоит подумать, как лучше для всех, а не только для тебя.
После этих слов Никки осталась еще на неделю. Но однажды мать ушла по делам, а когда вернулась, обнаружила, что комната младшей дочери опустела и на кровати лежит записка: «Мама, прости. Я вынуждена переехать». Ниже был указан новый адрес. Никки надеялась, что все остальное маме объяснит Минди. Две недели спустя девушка наконец решилась позвонить матери, и, к ее удивлению, та ответила. Говорила сквозь зубы, отделывалась односложными ответами («Как дела, мама?» — «Жива»), но хорошо было уже то, что мама вообще взяла трубку. Во время следующего телефонного разговора с дочерью ее все же прорвало.