Роза обвела всех сидевших за столом таинственным взглядом и промолвила:
— Например, мокрая листва. Вспомните, как приятно бродить в ясное осеннее утро по парку или саду.
— А запах земли под прелыми листьями? — подхватила Летти. — Какой он пронзительный! И как приятна почва на ощупь! Вспомни, сестренка, как мы с тобой, бывало, развлекались и натирались влажной землей. Истинное блаженство!
Данни завистливо заерзала на стуле: такое никогда не приходило ей в голову! Да сестрички-то, оказывается, совсем не тихони!
— Продолжайте, — сказал Айвен.
— Солнце! — сказала Роза. — Оно ласкает кожу.
— И снег! В него приятно нырнуть после сауны, — добавила Летти.
— Горячий шоколад! — воскликнула Роза. — Его нужно слегка остудить и медленно лить на груди и бедра.
— А потом слизывать! — Летти довольно захихикала и причмокнула языком.
Данни затравленно огляделась: ей не хотелось верить, что она единственная чувствует неловкость от рассказов бойких сестричек. Неужели они только тем и занимаются, что раздеваются догола и мажут себя всякой дрянью? Данни стало душно.
— Назовите напоследок еще какой-нибудь предмет, вызывающий у вас восторг, — предложил девушкам Айвен.
— Опилки! Разве не восхитительно падать в кучу опилок с высоты? — воскликнули его ученицы.
— Тем более голой, — саркастически добавила Данни.
Тишина, воцарившаяся после этого в гостиной, показалась ей оглушительной. Айвен медленно обернулся и, окинув Данни холодным взглядом, негромко сказал:
— Не суди о том, чего не знаешь, малышка!
Данни прикусила язык: сколько раз он ее подводил!
— Извините меня! Я, кажется, увлеклась вином, — хрипло сказала она. — Пожалуй, мне лучше прилечь.
Данни встала и, покачиваясь, направилась к выходу. Не без труда открыв дверь, она вышла в коридор и пошла вдоль стены. Только спустя несколько минут она сообразила, что заблудилась, и, прислонившись к стене, расплакалась.
— В чем дело, малышка? — услышала она знакомый голос. — Почему ты убежала? Здесь все — твои друзья. Никто не обиделся на твою шутку.
— Я ляпнула глупость, не подумав. Я не хотела никого оскорбить, — пролепетала Данни.
Айвен приблизился к ней и погладил по голове.
— Все сообразили, что ты неудачно пошутила: у тебя на лице написано, что оскорбить человека ты не способна.
Данни хрипло рассмеялась.
— Я бы так не сказала, иногда меня называют стервой.
— Дерзость сорвалась у тебя с языка случайно, — возразил Айвен. — Не переживай, никто на тебя не обиделся, можешь вернуться в гостиную, если хочешь. Или проводить тебя в спальню?
— Мне стыдно посмотреть людям в глаза, — покраснев, сказала Данни. — Я чувствую себя идиоткой. Надеюсь, до утра все забудут о моей неловкой шутке.
— Уверен, что все так и будет! — Айвен приподнял указательным пальцем подбородок Данни и посмотрел в глаза. — Актеры душевные люди, они не помнят зла. Пошли к тебе!
— Я найду дорогу сама, объясните, куда идти, — сказала Данни. — Не хочу портить вам остаток вечера.
— Ты полагаешь, что мне неприятно твое общество? — Айвен вскинул брови. — Поверь, это не так. Я давно не встречал такой очаровательной юной особы, как ты, Данни. Знаешь, у меня сложилось впечатление, что тебя серьезно обидели когда-то и ты ушла в себя, потеряв самоуважение. Расскажи мне, что с тобой произошло, и на душе станет легче. Ты должна мне верить, я твой наставник.
— Да, я долго чувствовала себя подавленной, — вздохнула Данни. — Это долгая история… Но теперь я, кажется, на правильном пути, начинаю обретать уверенность в себе.
Они побрели по коридору, поворачивая то направо, то налево, и незаметно для себя Данни разговорилась.
Айвен слушал внимательно, понимающе кивал, и она поведала ему обо всех напастях и переживаниях, обусловленных ее ранним и быстрым половым созреванием. Данни была признательна ему за сочувствие и симпатию. Они вышли из дома и, пройдя по аллее через парк, подошли к флигелю. Данни захотелось познакомиться с Айвеном поближе, поболтать с ним о своих планах и вообще о жизни.
Войдя в комнату, Айвен включил ночник на столике рядом с кроватью, и в спальне стало уютнее. Данни захотелось прилечь, она сбросила туфли и присела на кран постели. Айвен включил вторую настольную лампу, стоявшую на тумбочке, и встал посередине комнаты.
— Какая ты красивая, — сказал он. — Жаль, что сама ты даже не догадываешься об этом. Если бы ты могла взглянуть на себя со стороны.