Короче, переживания влюбленности и нахождения в любви имеют богатую раннюю эволюционную историю. При дальнейшем исследовании этой территории мы находим, что инфантильные "корни" и "прототипы" включают в себя намного больше, чем объектный выбор в строгом смысле этого слова. Они включают,по крайней мере, особенности физического языка любви; диапазон и глубину интерсубъективного участия; тот способ, которым взаимно создаются смысл и интенсивность потребности для передачи разделяемых смыслов; степень неповторимости выбранного объекта; временные и интенсивные движущие силы процесса влюбленности.
Для наших целей здесь важно отметить, что большая часть этих "предварительных условий" и прототипов регистрируется в памяти как моторные воспоминания, как процедурное знание (как противоположное символическом}' знанию), как сенсорно-моторные схемы (как противоположные концептуальным схемам), как эпизодические события (как противоположные семантическим событиям). Соответственно, они не могут быть легко или прямо трансформированы в обращение психической сферы идей.
Приведя эту раннюю историю любви, мы снова можем заняться положением дел в любви в переносе. К данному вопросу можно приблизиться несколькими более легкими вопросами. Будет ли то, как пациентка, снедаемая любовью в переносе, глядит на аналитика (на какую-то долю секунды чересчур долго; слегка излишне нежно; или противоположным образом, в моторном акте внутреннего запрета), или же то, как она изменяет и смягчает тембр своего голоса, рассматриваться как отыгрывание?
Это моторные выражения душевных состояний, которые могут быть, и обычно являются, бессознательными. Технически говоря, их обычно терпят — с самообладанием — Для укрепления данного процесса. Хотя это может быть мудро с технической точки зрения, теоретически это, тем не менее, отыгрывание, но в "приемлемом" диапазоне.
Сходным образом, желание пациентки и установление интерсубъективного разделения с аналитиком (которое, «будучи дозволено, способствует аналитической работе и рабочему альянсу),может, тем не менее, находиться, главным образом,на службе (вос)создания "условий" для любви. Кроме того, такое (во«с)создание совершается с речевыми актами, контекстуализированными паралингвистически, то есть содержание (мысли, воспоминания, и т.д.) вторично по отношению к прагматической акции-функции действовать с аналитиком сообща для достижения и сохранения определенной разновидности психической близости. То же самое может быть, сказано об обсуждении смыслов — почти любых смыслов. В таких ситуациях действие выставляете^ как "психический" материал, и в той же мере (значительной), в которой речевой акт является действием, он является отыгрыванием.
Так что, по-видимому, имеет место спектр отыгрываний от "слабого" к "сильному". Природа влюбленности или нахождения в состоянии любви (в процессе или вне лечения) обеспечивает богатое продуцирование отыгрываний — в противном случае индивид просто не любит.
Можно предположить, что индивид может любить, никогда не открыв свое чувство любимому человеку. Это материал романтических новелл, реальной жизни и фаз любви в переносе. Но даже в этих ситуациях "действие" не является и не может быть полностью перенаправлено в психическую деятельность. Ее моторное выражение наполнено полемическими моторными выражениями и активными моторными внутренними запретами. Таким образом, часть выражения всегда остается в сфере моторного действия до тех пор, пока человек не перестает любить. В действительности, моторные действия антагонизма и внутреннего запрета усиливают чувствующее состояние. Они могут быть частью его утонченности.
Психоанализ пришел к принятию несколько меньшей сдержанности со стороны врача при столкновении с любовью в переносе, чем это рекомендовал Фрейд в 1915 году. Многие специалисты спорили о необходимости и желательности определенного количества контрпереносной любви для оптимизации терапевтического результата. И имел место взрыв в принятии и терапевтическом использовании контрпереноса. Поэтому технический вопрос вращается вокруг того, что является "чрезмерно сильной" дозой отыгрывания. Однако по теоретическим соображениям, отыгрывание — это отыгрывание. Оно связано с модальностью выражения. "Сила" действий не изменяет их теоретический статус.
В свете этого не совсем ясно, существует ли теоретическая пограничная линия между переносом и отыгрыванием в ситуации любви в переносе. И данная пограничная линия даже как "технически" определенная очень относительна. В действительности, представляется, что технически "захождение чересчур далеко" в направлении переносно-контрпереносного отыгрывания в значительной степени определяется преобладающими социальными нравами, которые определяют то, что приемлемо, и в каких моментах дела изменились необратимым образом, так что прежнее межличностное состояние более не может быть восстановлено. Такой пограничный момент является лишь "технической" вехой вторичным и тривиальным образом. Он работает "технически", потому что мы разделяем одни и те же социо-культурно-правовые принуждения, а не по теоретическим причинам, неотъемлемо присущим психоаналитической ситуации или процессу.