XXXII
Под нежным девичьим лобком блестит роса,
Ты со мной кричала в тьме от наслажденья,
Река ловила звезды в небесах,
Нас отражая и дрожа от возбужденья…
XXXIII
Хочу голодным Естеством искать питанья
В стих облачая страстное влеченье —
Любовь как кошечка томится в ожиданье —
Юлой вращается в животном исступленье —
Измарывает грязью чистый облик —
Немытую наружность очищая —
Живых зовет на ратный подвиг —
В любом углу сразиться — плоть алкая —
О — как чудесна глубина паденья —
Когда я весь в Тебя уже проник —
И ощутил всю прелесть наслажденья —
Которого не выразит язык —
Прошли века — исчезли с ними годы —
А тварь на твари продолжает шевелится —
И кажется — что это от погоды —
Мы друг над другом
проплываем словно птицы —
Едва успев друг в друга погрузиться —
Сразиться с чувством за одно мгновенье —
Мы потому не смотрим часто в лица —
Что в них живет Любовь как преступленье —
Вращение Земли как превращенье —
Вся суета прошла — земли покровы —
Кресты с камнями прошлое хранят —
Там пролетая миг орлиным взором —
Тебя я снова приглашаю в сад —
В саду скамейка — тихая беседка,
Как и вчера, увита вся плющом —
Мы в ней опять как птицы в клетке
Чуть-чуть полюбим и умрем —
Вся сложность жизни лишь в одном мгновенье —
В нем улеглась веков могучих стать —
Когда мы привыкая к исступленью —
Едва ли сможем чувств своих не повторять —
Картина страсти с призрачным полетом —
Напоминает бесконечную спираль —
По ней бредут народы я и кто-то —
Кто — как и я — нашел в себе Печаль —
Глядеть на близких с горьким узнаваньем —
В них обрести себя и промолчать —
Лишь перед самым Вечным Расставаньем —
Окликнуть раз и вспомнить Божью Мать…
XXXIV
Вдруг отменная нетрезвая девчонка
Чудесным призраком проникла в мою суть,
Бутоном сбросив пышную юбчонку,
Раскрыла мне в реке прелестный путь…
XXXV
Прекрасные девы бродили по лунным аллеям,
И взгляды зверей одиноких собой волновали,
Ты слышишь отчаянье тела просящего чувства,
Доступными стать гроздья
набухших грудей полусонных прохожих,
Срам срывает глаза в бездну черного мрака,
На дне ямы насильник
пытается выпить всю ночь,
Насытить ручьями пота жадное тело,
И выхлебать реки вина,
позабыв навсегда свое имя,
Дворник внемлет молчанию ночи
под говор колеблемой ветром
ползущей по небу листвы…
Лошади ходят по лесу, задумавшись в стойлах,
А люди любят, забывшись, читая стихи…
Голые камни чертит в ночи архитектор,
Склепы домов повторяют обложки тетрадей,
Дачи ночные окнами смотрят в кладбище,
Словно надгробья уставших думать людей…
С ума я схожу в безголосую вечную полночь,
Иду неизвестно куда,
в холодные стены стучусь…
Ветер глотает глаза упавшие в звезды…
Кошка просится в дом и трется о ноги…
Девы прекрасные бродят, они — привиденья,
Тени экранов погасших в уснувших зрачках…
Кто раздвоился во мне,
из меня тихо к омуту вышел,
И чуть слышно стал через сон говорить,
Слышал я и читал эти рваные письма,
Пыльные стопки бумаг о прошедшем пожаре…
Дом сгорел, и девы исчезли в пожарных,
Которые прыгали в окна с прозрачною пеной…
Я поджег свое прошлое в старой тетради,
В углях пожара исчез мой последний зрачок…
Ночь уносила года и ей тень моя подпевала,
Прыгали люди загубленных душ в кабаки…
Там исчезало их светлое чистое пламя,
Из уст выпивох только пепел в ночи трепетал,
Случайный прохожий шерсть щипал на затылке,
Словно уставший подругу ждать попугай…
Бесчувственно рылись как-будто в копилке,
Листья шептавшие сон больной голове…
Я уставал бродить в образах ночи и мрака,
Деньги липли бумагой, в которой «ничто» —
Растворяло собою это бесценное благо —
Быть, но только собой,
быть недоступным толпе…
Взгляд возвращается к девам на лунных аллеях,
С ветром подругою нежною шепчется ночь…
Остатки идей покоятся в спящих музеях,
Закрытых от мира
безвольным народом случайно,
Как-будто бы в космах вождей
запряталась Тайна,
Под паутиной их ликов спят тараканы,
Усы еще шевелятся в идеях марксизма,
А борода упирается в уши народа…
Рассеянна ветром, смешанным с прахом,
По лунной дороге уносится дальше и дальше…
Во мрак с палачом обрученная жертва…
Народы вязнут в грязи, и от бессилия тонут,
Спешат позывные из труб —
убогой клоаки в моря…
Ночь и бескрайний подъезд,
И возится пьяная сволочь,
Чужую дверь отпереть, cлучайную деву украсть…
Сопливым своим хоботком
вползти в ее нежные губы,
Забыться мертвецким скотом,
направив ей в Душу оскал…
За право прочувствовать ткань
Смертной своей оболочки,
Уже навсегда озверев в пасти холодного неба…
В горле неистовых чувств,
касаясь ничтожного гада,
Я вдруг обнаружил Любовь
на миг, ко всему, что здесь есть,
И утлое судно-рассудок плоть свою пережило,
Отдавшись безумным виденьям
в черной безмолвной ночи…