После обеда он спросил, хочу ли я «посещать вилла нова». Я понятия не имел, что это такое, но с энтузиазмом согласился. В автобусе К. объяснил мне, что после «виктории над турки» король Собеский построил для «свой жон Мари» дворец под названием «вилла нова». Потом носовым платком протер запотевшее окно, чтобы показать мне «реконструкцию». Я притворялся, что интересуюсь восстановлением Варшавы, хотя больше всего меня вдохновлял сам факт экскурсии, которая, как я думал, положит начало нашей дружбе.
Знай я, что К. как раз получил назначение за границу, я бы понял причину его эйфории, которую ошибочно приписывал своей особе. Теперь я думаю, что для К. наша прогулка к «вилла нова» была началом путешествия на олицетворяемый мною Запад. Разрушенный дворец он приветствовал словами «прекрасная Италия», по парку помчался с по-мальчишески озорным выражением лица.
Запыхавшись, мы остановились у пруда. В последних лучах декабрьского солнца молочная гладь воды из розовой делалась золотой. На другом берегу, на носу привязанной в камышах лодки — неподвижный, словно аппликация, силуэт лохматой черной дворняги. К. вдруг нагнулся, поднял с земли камешек и пустил «блинчик»: подпрыгнув семь раз, камень пошел на дно. Собака залаяла, спрыгнула на берег, исчезла из виду. Пруд стал коричневым, фиолетовые камыши почернели, а у меня перед глазами замаячили летние сумерки в «прекрасной Италии»: два друга, странствующие с рыжей борзой, какая у меня была когда-то.
На пустой остановке возле кладбища мы долго ждали автобуса. До центра добрались уже ночью. Я чувствовал, что К. спешит домой. Знаками показал, чтобы он не беспокоился и вышел там, где ему удобнее. К. не согласился. Проводил меня до отеля, а на прощание крепко пожал руку и поблагодарил за «очень прекрасный, прекрасный день». Он знал, что в Варшаве мы больше не увидимся.
После Рождества К. уехал: поспешно, не попрощавшись. Из Вены он прислал мне милую открытку, написанную на безупречном французском, вероятно, дочкой или женой, но без подписи. Он вспоминал наш «поход» во дворец королевы Мари и извинялся, что не сообщил о своей «неожиданной карьере»; добавил еще, что у жены проблемы со здоровьем, а у дочки — с немецким. Расспрашивал о квартире и работе в университете, приглашал в Вену.
Я разорвал открытку на мелкие кусочки, благодаря Провидение, что она не попала в лапы мерзавца. Из Польши я боялся писать К., из Парижа — тоже. Через бельгийского знакомого К. передал мне, что обо всем знает и ждет от меня весточки. Но я больше не писал: опасался «заразить проказой» моего Большого Мольна. Но забыть о нем не мог. Годы спустя я разыскал адрес издательства, в котором К. начал работать после возвращения из Вены. Мое письмо вернулось в конверте с черной рамкой, с вырезанным из газеты некрологом. Из него я узнал, что К. родился в 1910 году в бывшем СССР, а умер в 1967 году в Венгрии.
Ролан, я столько понаписал о своих перипетиях, которые прежде тщательно скрывал, потому что они касаются проблемы, которую мне хотелось бы затронуть в статье, предназначенной для твоей энциклопедии. Свой текст я планирую написать свободно, в жанре эссе или даже беллетристики. Я хочу проанализировать любовь (и флирт) между мужчиной и мужчиной, ее конфликт с законом, и исследовать связь между самоконспирацией, на которую нас обрекают расхождения с нормой, и преследованием нас тайными органами безопасности по обе стороны железного занавеса. Закончить мне хотелось бы личными размышлениями о непреодолимом противоречии между стремлением к красоте «инфернальной», которую обычно олицетворяет «мерзавец» помоложе, и тоской по истинному другу-проводнику: обычно старше нас — двойнику божественной Беатриче.
Я уже хотел было сообщить тебе, когда намереваюсь закончить статью, и надписать конверт, но меня отвлек студент, и я отложил письмо. Это было позавчера вечером. Я возвращался домой в прекрасном настроении, то и дело останавливаясь, чтобы поглядеть на проказы «пустынных собачек» (вид земляных белок), перекопавших весь кампус. И тут при виде знакомой фигуры у меня к горлу подкатила тошнота. Под раскидистым платаном делал гимнастику мерзавец. Студент Стэнфорда? Нет, для этого он слишком честолюбив! Сегодня я услыхал, что место ассистента в отделе советологии займет лауреат стипендии Макнамары: «восходящая звезда из Польши».