35
Танате не сразу удалось разыскать светлейшего. А когда он нашел его на земле, то не поверил своим глазам. Синглаф сидел в порванных джинсах и футболке не первой свежести за барной стойкой и пил неразбавленный виски в десять часов утра.
— Синглаф? — имя прозвучало неуверенно, и это было неудивительно.
Мутный взгляд оторвался от темного, покрытого пятнами дерева и уставился на парня.
— Мы знакомы? — пробормотал светлейший и, откашлявшись, сплюнул прямо на пол.
Танату передернуло, но он заставил себя приблизиться к Синглафу.
— Меня отправил Уриэль. Я — Таната. — Парень протянул руку, но ангел лишь посмотрел на него затуманенным взглядом и даже не подумал в ответ протянуть свою.
Таната присел на соседний стул, усиленно размышляя, что же ему делать. Указания Уриэля явно не предполагали такого развития событий. Мало того, что он и так потерял целую кучу времени на его поиски, так и узнать теперь что-либо от этой пьяной кучи человеческих останков не представлялось возможным.
— Парень, это дохлый номер, — раздался голос бармена, словно в подтверждение его мыслей. — Уверен, он и имени своего собственного уже не помнит, не то, что приятелей. Он же каждый день здесь с утра не просыхает.
— Но это же невозможно, — Таната никогда бы не поверил в подобное, но прямо сейчас он смотрел на Синглафа — и верить приходилось.
— Да? — оскалился бармен, забирая пустой стакан у Синглафа, — а ты попроси его выдохнуть — только крепче держись за стул.
Таната не стал ни о чем просить, просто подхватил вяло сопротивляющегося ангела под руку, и они вместе направились на выход из бара.
— Почему? Зачем ты довел себя до такого состояния? — Таната усадил его прямо на траву в парке, и теперь ангел послушно подпирал дерево. Голова его была запрокинута назад, и он счастливо рассматривал небо. — Что случилось?
— Все хорошо, малыш, только не кричи так громко, — поморщился Синглаф.
— О, нет. Нет ничего хорошего! Я ведь должен был расспросить вас… тебя о том, что ты необычного видел в аду. Мы подозреваем, что Падший что-то задумал. А вместо этого я нахожу тебя у черта на куличках в непотребном состоянии.
— У черта на куличках, — тело Синглафа затряслось от смеха. — Да, точно, там.
— Что смешного? — щеки Танаты пошли красными пятнами от волнения.
— Ты, ты смешон, юный борец со злом. Я был там, внизу, под домом, — Синглаф опустил голову и неожиданно серьезно взглянул парню в глаза. — Это яд, проникающий в твою суть. Ты не борешься со злом, ты становишься им, а бороться с собой — невозможно.
— Так ты из-за этого? — лицо Танаты смягчилось. — После того, как спустился? Не можешь отойти?
— Я? — На губах Синглафа заиграла легкая улыбка. — Нет, я в порядке. А вот она — нет. Я потерял ее.
— О ком ты говоришь? — спросил парень, на самом деле уже начиная догадываться.
— Об Икатан. Или о Лили. Или теперь имя ей легион? — Синглаф фыркнул и, качнувшись, едва не рухнул рядом с деревом. Таната бережно облокотил его обратно на ствол.
— Мы вытащим ее.
— Поздно, — вздохнул Синглаф.
— Что значит, поздно? — встревожился Таната. — Она погибла? Ты что-то слышал?
— Я видел… ее. — Он замолчал, уставившись на пруд вдали и колышущиеся от ветра деревья. — Она просила не искать ее, не спасать, не трогать. — Синглаф пожал плечами. — И улетела на огромном адском звере с крыльями чернее ночи. Оба просто растворились под землей на моих глазах.
— Она сломалась… — потрясенно произнес Таната и медленно опустился на землю рядом с Синглафом.
— О, нет, — горько улыбнулся светлейший. — Я чувствовал в ней волю, стержень, прочный, как ось мироздания, только не чувствовал больше почти ничего от прежней Икатан. Похоже, она говорила правду: Икатан умерла.
— Ты хочешь сказать, что она пала? — голос Танаты дрогнул.
— Ты сам сказал, — отозвался Синглаф, прикрывая воспаленные глаза.
— Но это не повод опускаться самому! — воскликнул Таната.
— Мне и не светит, — с досадой произнес Синглаф, так и не открыв глаз.
— Ты должен мне все рассказать. Все, что видел, когда был там, в деталях, — сосредоточившись, попросил Таната.
И светлейший заговорил, и по мере того, как продвигался его рассказ, Танате, казалось, что он становится старше на годы. Мысль о падших гудела на задворках его сознания, как колокол, мешая сконцентрироваться. Так легко было слушать о них, как о чем-то, случившемся в незапамятные времена. Эта история, казалось, давно стала легендой, и так странно было вдруг узнать, что та, кого он знал, только что присоединилась к их числу.