— Гарус, ти шаи кхра а’катон, — позвал голос. И голова вновь с любопытством вынырнула из дымного небытия.
— Это я, Гарус, — голос звучал глухо и устало.
— Я знаю, — оскалилась голова, — кто еще, кроме тебя, разговаривает с аспидами.
— Ты в хорошем расположении духа, как я погляжу.
— А чего мне грустить? В моем мире ничего не меняется. А в твоем?
— В моем, — эхом-полувздохом пронеслось меж скал в ответ.
— Ты зачастил.
— Раз в сто лет — по-твоему, зачастил?
— Эти ваши лета… Ты знаешь, как они мне чужды.
— А что в твоих скалах, Гарус? Чем измеряешь время ты?
— Размышлениями.
Гость усмехнулся, и оба они вновь замолчали, только вслед за головой из тумана теперь показалась длинная шея и мощное тело, которое мягко опустилось у ног пришедшего.
— Как ты выдерживаешь один?
— Я так давно сам, что уже не помню, как это — по-другому. Все стирается, даже наша вечная память, — голова повернулась и сплюнула в сторону порцию огня.
— Я помню, Гарус.
— Тогда твоя голова лучше, в моей слишком много гари, — чудовище скрылось на секунду в тумане и появилось снова, хлопнув в воздухе крыльями.
— Твои крылья — словно средоточие тьмы, затягивающие, как черные дыры.
— Полотна, хозяин, полотна, — поправил аспид. — Ты так поэтичен сегодня. — Его пасть раскрылась и схлопнулась с лязгающим звуком, а шея несколько раз вздрогнула, будто от кашля. Аспид смеялся. — Желаешь прокатиться?
— Да.
— Куда же?
— К горам Азура.
Чудовище покачало головой, выражая свое неодобрение.
— В тех горах есть нечто, что даже мои крылья не способны истощить.
— Разве может существовать подобное? — ухмыльнулся гость.
— Так ты знаешь, — произнес аспид и склонил огромную голову. — Потому и пришел? Потому, что больше никто не сможет и не посмеет приблизиться к нему?
— Вот видишь, мой мудрый Гарус, ты сам знаешь все ответы.
— Но я не знаю, зачем тебе это? Поделишься, скажешь старику?
— Не прибедняйся, из нас двоих не ты старик.
— Да уж, — и Гарус закашлялся, отплевывая сгустки едкого дыма. — Так все же?
— Не по годам ты любопытен.
— Лошадка ездовая в праве знать.
— Ты не устал еще играть?
— Нет, только ждать и спать.
Гость похлопал аспида по блестящей черной шее и улыбнулся.
— Пора прогуляться.
— Что ж, запрыгивай, — шея изогнулась под рукой хозяина и приблизилась к земле.
Гость легко оседлал аспида и провел ладонями по его идеальной шкуре, больше похожей на шлифованный гранит, такой же гладкой и отливающей.
— Мы не будем глупо смотреться? Ведь уже никто не верит в драконов, — заметила голова, повернув большой глаз к хозяину.
— Гарус, ты слишком мнителен.
— Весь в тебя.
— Иногда мне кажется, что языком ты хлопаешь куда лучше, чем крыльями.
Тело Гаруса напряглось, мышцы дернулись, и они легко взмыли в воздух, выныривая из клочьев тумана и временами снова погружаясь в его необъятные поля.
— Что тебе нужно от кокона? — голос аспида почти растворялся в тумане, и звуки оседали на предметах, словно капельки воды.
— Так ты знаешь о нем, старый прохвост. — Ник вздохнул, крепче ухватившись за шип на спине Гаруса, когда тот заложил очередной вираж.
— Знаю, — согласился аспид. — Так что тебе нужно?
— Смерти, — ответил Ник, и аспид едва не перестал махать крыльями, отчего они чуть не рухнули камнем вниз.
— Снова шутишь в своем отменном черном стиле?
— Нет, — Ник почти безразлично пожал плечами.
— Но почему? — голос аспида наполнился новыми оттенками и переливами, будто сотни глоток дули в тысячу труб разной величины.
— Не нужно демонстрировать мне свой громовой глас, Гарус. Мне просто все надоело.
— Настолько? — тело Гаруса изогнулось, словно он хотел заглянуть Абе прямо в глаза.
Ник вздохнул.
— То, чего я хочу больше всего, не выходит по-моему. А без этого я не хочу продолжать.
— В этом ты весь, — прокомментировало чудовище. — От начала и до конца. Готов создать другой мир, лишь бы все было по-твоему. А если и там не сложилось, что ж — в конце концов, можно и от этой затеи отказаться. Ты — большой ребенок, хозяин, просто большой ребенок.
— Дети тоже умирают, Гарус. Я слишком долго играл в эти игры.
— Но зачем кокон? Взойди на небеса, и светлые уничтожат тебя с превеликой помпой и радостью.
— Делать им на прощание такой подарок? Они не заслужили, — взгляд Ника засветился пренебрежением и легкой вариацией на тему высокомерия.
— А кокон чем лучше? Это ведь тоже творение их рук.
— Нет, если его кто и сотворил, то Он сам.
— Так вот оно что, — вздохнул аспид, — вот в чем настоящая причина. Ты ищешь покаяния у Создателя, и знаешь, что Он никогда не примет его у тебя, потому отправляешь ему дар, который нельзя вернуть.