Но разве этого достаточно, чтобы заглушить муки совести?
Взял себя в руки, Александр Александрович перевёл взгляд на своего второго приближённого заместителя, Льва Григорьевича Черепанова. Если покойный Сычёв занимал пост министра, лидера законодательной власти империи Чесноковых, то Черепанов «носил» генеральские погоны, возглавлял власть исполнительную. Его боевики, как «говорящие» так и «молчуны», служили и мечом и щитом семье Чесноковых вот уже долгое время. Кроме Черепанова существовало ещё несколько генералов, подчинённых лично Александру Чеснокову-младшему, но допуск до ближнего круга семьи имел только Лев Григорьевич. От остальных генералов его выгодно отличало то, что ему можно было поручать задания, напрямую не относящиеся к его основным обязанностям. Или даже вообще не относящиеся. По остроте ума он, конечно, уступал Чеснокову-младшему и Сычёву, но не сильно. Александр Чесноков-младший доверял ему почти как родному брату.
Внешне Лев сам слегка напоминал зверя, в честь которого получил имя — спокойный, неторопливый, но мощный и массивный. Единственная застёгнутая пуговица пиджака едва не лопалась под напором живота. Лицо Льва, круглое и доброе, словно лучилось от сытости и спокойствия. Кроме того, он очень любил детей, и те отвечали «дяде Лёве» взаимностью.
А ведь именно Черепанов расправился с Яранским и всей его семьёй, не пожалев даже его двухлетнюю дочь. Да, деяние ужасное, но жестокость тут не при чём, только суровая необходимость. Никто не хотел проблем в будущем, когда дитя подрастёт и захочет отомстить. Лев поступил так, как и любой другой человек на его месте. Почти любой.
— Лев Григорьевич, — обратился Александр Чесноков-младший к помощнику. — Все военные активы Яранских вольются в нашу ЧВК «Арес» под твоё управление. Доля твоих акций в компании возрастёт до пяти процентов.
— Благодарю, шеф, — заулыбался Лев. О большей щедрости он и мечтать не мог.
— Удели особое внимание личному составу бывших боевиков Яранского, тем, кто захочет влиться в наши ряды, — продолжил Чесноков. — Многие потеряли близких друзей в войне, я не исключаю попыток мести. Разбей их по отдельным подразделениям, раствори среди наших бойцов. Ну, не мне тебя учить.
Лев молча кивнул, делая мысленные пометки на будущее.
Среди собравшихся остался один человек, к кому Чесноков-младший ещё не обратился. Последний в очереди, но отнюдь не по значимости. Александр Иванович Чесноков-старший, отец Александра и Сергея Чесноковых, патриарх семейства. Его портрет в полный человеческий рост сурово взирал на собравшихся с самого видного места на стене. Сам Чесноков-старший, покрытый глубокими морщинами, сидел во главе стола на инвалидном кресле, маленький, скрюченный, с покрытым морщинами лицом. Глаза его были полуприкрыты, казалось, что он спал. Грудь его украшали десяток медалей и орденов.
Чесноков-старший являлся самой настоящей легендой — родился в конце девятнадцатого века, лично видел Николая второго и Ленина, участвовал в гражданской и Великой Отечественной войнах, брал штурмом Берлин в составе третьей ударной армии первого Белорусского фронта. Выдающийся пользователь «Речи», он сохранил ясность ума даже спустя век жизни и лишь в последние годы начал сдавать. «Речь» хоть и могла увеличить срок жизни, улучшить её качество, в конечном итоге всё же отступала перед старостью и смертью. Тем не менее, Чесноков-старший принял самое активное участие в войне с Яранскими. Именно благодаря его советам Чеснокову-младшему удалось избежать катастрофических потерь. Тем не менее, даже выдающийся ум Чеснокова-старшего не предусмотрел шальную пулю, едва не отправившую патриарха на тот свет. Александр Иванович выжил, но оказался до конца жизни прикован к инвалидному креслу. И здоровье его с каждым днём слабело.
Но не смотря на костлявую за спиной, Чесноков-старший не собирался сбавлять оборотов. Вопреки советам врачей и просьбам сыновей он принимал активное участие в делах семьи. Вот и сейчас, вместо того, чтобы отлеживаться в постели, он присутствует на совещании и внимательно слушает.
— Отец, — обратился к патриарху Александр Чесноков-младший. Фактически совещание было окончено, но он хотел завершить его на хорошей ноте, дав последнее слово отцу. — Как видишь, в нашей семье наступают светлые времена. Ты сделал для этого больше, чем кто либо!