Когда погоня подошла вплотную
И в пастях принесла зубовный скрежет –
Я был высок.
Я был почти у цели.
Но тут сомкнулись с громким сочным хрустом
Двенадцать пар их челюстей проворных
И перегрызли тонкий бледный стебель,
Навеки отделив его от корня.
Я так был увлечён процессом роста,
Что не почувствовал ни боли, ни испуга.
Я падал вниз. Но знал ли я об этом?
Нет. То был долгий сладкий миг полёта.
Прошли года. Теперь уж все летают.
Кто в семенах, кто в зрелом состояньи.
Со мной с тех пор так ничего не стало.
Живу. Давно зарубцевалась рана.
Лишь по ночам холодным и ненастным,
Когда мне пустота невыносима,
Я, одинокий, водку пью и плачу,
Мне кажется, я глубоко несчастен,
Меня грызут фантомы прошлой боли,
О, я истерзан тем противоречьем,
Я чувствую
То будто я в полёте,
То будто у меня опять есть корни.
…О чём бишь я?
Скажи, о чём я снова?»
Может быть
А может быть
Мы будем все убиты
На небе, как и на Земле
А может быть
Мы будем все любимы
Здесь на Земле
Не более того
Не смыв с прозрачных лиц ни слёз, ни грима
В потёмках снов блуждаем, пилигримы
Уже не узнавая никого
Всё не сложней, чем бросить милый дом
Жить под дождём, любить на скользких крышах
Увидеть все цветы
Всех птиц услышать
Сквозь кожу бледных лбов
Растить колючий тёрн
Всё не сложней, чем спеть себя за деньги
В чужом веселье напиваться в хламоту
Рыдать, шептать «люблю»
Дарить стихи и феньки
И уходить в пустую темноту
А может быть
Мы будем все любить
И Кто-то Третий купит нам спасенье
Бог даст, так доживём до Воскресенья
А с понедельника начнём по новой жить
И может статься
Всё гораздо проще
техника речи
куда ни плюнь – всё горизонты, горизонты
а за горизонтами-то гарнизоны, гарнизоны
а рядом (третий переулок от универсама)
громилы разгромили древние гробницы
здесь размываются границы и столицы
грешат пред гравитацией метеорологические зонды
суровые бородистые лица
у фараонов
махаоны над газонами
и барышни грозны как амазонки
и каждая с понтами и под зОнтом
заходят в лавки, где торгуют огурцами
цементом, драгоценностями с принцев
спринцовками, целебной панацеей, etс…
собачатся с купцами и скупцами
сцепляются со скучными скопцами
за место в очереди и под солнцем
и косорылятся, завидев полицаев
как на плацу свистящих залихватски
мальцы в зверинце зарятся на попугаев
и экзотицских сцинковых гекконов –
аборигенов знойных Каракумов
мальцы небезопасны социально
для девственниц и дам в песцовых шубах
не церемонятся ни с теми, ни с другими
таких картин мы помним и поныне
и, рапортуя о прошедшем безвозвратно
становимся мудрее и развратней
смиренно разбазариваем перлы
перстами бередим былую рану
а впрочем, нам давно по барабану
мы в лотерею выиграть мечтаем…
уличный музыкант
подумаешь, отрастил себе крылья, диво
играешь теперь, крылатый, по улицам
а народ пожимает плечом лениво
у виска свежебритого ворочает пальцем
песен требует с кабацко-блатным уклоном и
в карманах кожаных мурыжит стольники
а у тебя улыбка с кривыми изломами
и руки в запястьях неестественно тонкие
сидишь неудобно на поганой обочине
живое лицо кроешь развесистым хаером
разглядят, не дай Бог, оскорбятся и прочее
совладаешь с ней разве, с собственной харею
подумаешь, бродишь с гитарой раздолбанной
и подобием флейты в тряпицу завернутым
в камне недвижимый, в поле непойманный
на небе живой, на бумаге зачёркнутый
подумаешь, гений, а она и не вспомнит
ты ей музыку, а что ей с музыки?
что ей, тепличной, колючий терновник
горький пустырник, портвейн без закуски
рок-н-ролльчики, улица, странствия-странности
сыта по горло воздушным зодчеством
где-то живёт, принимает данности
сообразные с её несомненным высочеством
подумаешь, сыграл на истошной дудке
подумаешь, спел голосом выкуренным
невнятно, к тому же фальшивил жутко
что же вдруг плачу так глупо и искренне
верю
мой брат ширяев
Лирическое вступление ликвидировала
по настоянию общественности.
…мой брат Каин – он всё же мне брат
каким бы он ни был, брат мой Каин…
«Нау»
мой брат ширяев просыпается мёртвым
и смело ползёт из угла
мой брат ширяев погружает в пламя
револьвер из цветного стекла
он впускает в кровь прозрачных пчёл
на изломе слабой руки
его безнадёжность хохочет в зеркале
белая пыль оседает ему на виски
он оживает
теперь он снова живой
мой брат ширяев вырастает тенью
в синем проеме окна
в комнаты входит смертельная гостья
её называют Луна
она наполняет его стакан мерцающей кислотой
садится напротив
и всё понимает
и капает желчь
из её улыбки пустой
он допивает
теперь он опять молодой
мой брат ширяев проникает взором
в самую суть бытия
мой брат ширяев праздничный порох
радужная змея
на пути своём он встречает существ
вникает в их странную речь
он полон тяжёлой и тёмной радости
эта вспышка стоит всех выжженных свеч
ещё один шаг –
он вспомнит дорогу Домой
но гаснет экран окончен сеанс
сгоревшим к чертям мотыльком
ширяев устал ослеп и оглох рассыпался красным песком
он стар безобразен бездарен бездомен бессилен и неумён
уползает мучительными зигзагами
и засыпает в углу до лучших времён
он умирает
он с болью становится мной
Сестринский люblues
Моя сестра – easy rider без головы
Моя сестра опять остаётся в живых
Моя сестра сломя голову мчится вперёд
Моя сестра когда-нибудь всё же умрёт
Моя сестра любит пиво и блюз
С моей сестрой я всё время боюсь
Того, что я тоже стану такой
Сестра
Я решила остаться с тобой
(Ты будешь смеяться, но я осталась с тобой)
Сестра… Эта трасса ведёт в никуда
А дома свет лампочки, койка и в кране вода