Если б он не менял так часто костюмы! На первом, белом костюме космолетчика, лицо Дина выглядело совсем иначе, чем на синем, уже третьем по счету. Видимо, биоматерия в капсуле привыкала к новому телу постепенно и поначалу воспроизводила совершенно деревянную мимику. Увидев Дина в белом костюме на крейсере, Тая согласилась поверить киборгу, его лицо было странно живым, можно сказать, земным. А сейчас истукан истуканом. Жуть берет смотреть.
— Куда мы прилетели? — тихо спросила Тая.
— Джийя, — кратко сказал Дин. Взгляд киборга скользнул по девичьей фигурке — равнодушный и холодный, совершенно машинный. Будто рентген-аппарат, — подумала Тая. — Твоя одежда выглядит целее, чем на Мегре.
— Материал самовосстанавливающийся, с памятью формы, — Тая любовно похлопала комбинезон по карманам.
Начало новому диалогу было положено. Она подошла ближе к пульту. Второго кресла в ремонтнике не предполагалось, поэтому пришлось просто встать, уцепившись руками за пульт.
— Значит, вот она какая, ваша Джийя, — протянула она, оглядывая серо-желтое поле, расстелившееся под кораблем. — Какая-то она… провинциальная.
— Что? — на джийанском спросил киборг. Пришлось перейти на язык врага:
— Вы оставили Джийю? Это более не центр?
— Давно не центр.
— А где сейчас центр?
Киборг пожал плечами — удивительно человеческое движение, но Таю опять пробрала дрожь при взгляде на его руки. И опять невидимым обручем сдавило шею…
«Так, успокоиться. Я могла умереть уже десять раз, но все еще жива».
Киборг почувствовал ее страх. Он вдруг оставил штурвал, резко развернулся к ней в кресле. Тая чуть отступила и закрыла от ужаса глаза. Сердце опять билось где-то в горле. От воспоминания о его сильных холодных пальцах слабели ноги.
— Ты меня боишься, — утвердительно сказал Дин. — Почему? Я уже говорил, мы в одной связке. Я не причиню тебе вреда.
— Мне теперь запрещено бояться?
— Нет. Но почему ты боишься? — опять взгляд-рентген. Тая оставила пульт, прислонилась к стене.
— Меня напугал в детстве робот, — призналась она. Десять лет хранила свою слабость втайне от всех, а сейчас вдруг призналась. Киборгу. — Я забрела в запрещенный отсек и едва не выкинула сама себя в открытый космос. Меня робот спас, большой, как ты. Но когда он рванулся на помощь, было очень страшно. Руки у него… жуткие, как у тебя. И глаза. Зачем вам делают глаза, как у людей? С ними еще страшнее.
По бесстрастному неживому лицу скользнула волна — предвестник пробуждающейся настоящей мимики. «А у подруги Дина было совсем живое лицо, — вспомнила Тая. — Живое, но безумное, и непонятно, что страшней».
— Джийане не роботы, — сказал Дин и опять развернул в кресло. — Взгляни сюда, — он кивком указал на пульт. Там, уголком зацепившаяся за приборную панель, лежала знакомая фотография Земли, Алом выуженная из памяти Бома. Небо, пустошь и Дэра.
— Что здесь изображено? — тихо, как показалось Тае, с небольшой угрозой спросил киборг.
— Земля.
— Как вы поняли, что изображена именно Земля?
— По рисунку звезд, по планетам, — осторожно начала объяснять Тая. Пока не стало ясно, что за угроза в голосе Дина, лучше всего вести себя совсем тихо! — Вот Марс, он четвертый от Солнца, вот Юпитер, он пятый, планета-гигант… А человек — это Дэра. Она сумасшедшая. Первая команда «Красавицы» забрала ее с Земли.
— Понятно, — отрывисто бросил Ардин, и до самой посадки больше ничего не говорил. Тая ждала, что он прогонит ее в капсулу, но киборг даже не смотрел в ее сторону.
Уже в атмосфере они долго носились меж серых туч, то ли запутывая роботов-разведчиков, то ли ища выход. Наконец киборг посадил корабль на серой как небо пустоши, и вышел, оставив дверь открытой. Что ж, Тая тоже осторожно спустилась по покореженному плазмой оплавленному трапу и встала рядом.
— Что дальше? — тихо спросила она, решившись. — Тебе удалось узнать, где «Красавица», Дин?
— Нет. Я отключен от каталога.
— А-а… — но он вдруг двинулся вперед, и Тая, забыв о детском страхе, схватила его за большую тяжелую руку:
— Ты куда? Бросаешь меня?
— Я скоро вернусь.
— А я?!
— Погуляй тут. Можешь снять маску.
Киборг пошел к далекому серому длинному четырехугольному зданию, занявшему пол-горизонта. Медленно, склонив большую тяжелую голову. «Он будто переживает, — подумала Тая и почувствовала что-то вроде сострадания чужой печали, — но о чем? Или… о ком? Он хмур и равнодушен, циничен и язвителен, но не так, как все джийане. Для всех это данность, программа поведения, а для него — только броня. И у него было такое странное лицо в том первом, белом костюме! Будто что-то пыталось пробиться наружу из-под пластин. Будто там, под силиконовым лицом, есть какое-то другое, настоящее…»