Зверь зажмурился.
— Да не пугайся ты, — зарокотало словно с небес, и — о, счастье! — сдавив в последний раз, исчез проклятый «удавчик», — можешь смотреть, я сегодня добрый.
Зверь приоткрыл один глаз. Хм. Добрый… Сияние и вправду приугасло. Как будто матовым стеклом заслонили солнце.
— Добрый я сегодня, — грозно повторил Артур, разглядывая Папу, — ты Демон, рехнулся, что ли? Зачем мальчика обижаешь?
— Изыди, — снова приказал Демон.
Зверя накрыло очередным выплеском святости. Он еще от первых двух не отошел, так что сейчас лишь пискнул слабо и отполз в угол, подальше от… от всех подальше.
— Давно ли ты, Святейшество, на Сына Утра работаешь? — поинтересовался Артур, оглянулся на вытянувшихся во фрунт охранников, бросил негромко: — идите, мальчики, тут без вас тесно.
Ушли, что характерно. Тут же. Как будто только разрешения и ожидали.
— Ты дурак, — прокаркал Папа, усаживаясь обратно на табурет, — причем тут Сатана? Мы никогда не ссорились с Семьей, ты сам так завел. А сейчас нам, как никогда нужна если не поддержка, так хотя бы нейтралитет. Я поймал их щенка. Влад не забудет такой услуги.
— Я дурак? — хмыкнул Артур, — Демон, друг мой рогатенький, Семья — вот, — он кивнул на забившегося в угол Зверя, — сидит и глазами смотрит. Думаешь, он боится? Хрена! Он тебя, кретина, изучает. Он тебя запомнит, и даже когда ему, твоими молитвами, душу вытравят, тебя он все равно не забудет. Это ты понимаешь?
— Влад…
— Влад первый поклонится ему после коронации. У старика крыша не на месте, но вассалитет для него — все. Ты огребешь на свою шею, кроме магов и нежити, еще и объединенных князей, и все кланы вампиров, и смертных, пока что стоящих в стороне. Темный Владыка, Демон — это не сказки…
— Я не желаю слушать твою ересь, — Папа встал, — уходи. Ты продал душу, и речи твои одно лишь дьявольское наущение. Искушай кого-нибудь другого, нехристь, а я тебя знаю, и не поддамся. Вон отсюда! — рявкнул он, простирая лапу к развороченной двери.
Артур словно не слышал. Застыл напряженно, нахмурившись и прикусив губу. Потом мотнул головой, взял табурет и уселся перед проломом, вытянув ноги.
— Интересные дела творятся, Демон, — произнес он задумчиво, — ты прав — я дурак. А ты действительно умничка. Ты ведь знаешь, что Санкрист и Миротворец друг друга в одном месте не потерпят. Когда Волк коронуется, я убью его. Убью, потому что собой он быть перестанет. После чего Семья порвет меня на много маленьких Артурчиков. Кланы окажутся деморализованы. Высшие князья — разобщены. Сын Утра не сможет вмешаться… А ты будешь весь в белом, и да здравствует всеобщее спасение, а грешников к ногтю. Да если я сдохну, сюда придет Меч, это ты понимаешь или нет?! Идиот!
— Сказки, — отрезал Папа, — сказки и ересь.
— Слушай сюда, святейшество, — сказал Артур, — Семейка скоро явится. Ты пошлешь их по-страшному, понял?
— Изы…
— Волк останется здесь. Под защитой общины и ордена. И ты не отдашь его ни Владу, ни Сыну Утра, ни самому Иисусу.
— Не богохульствуй.
— Ничего. Мне можно.
— Я уже не смогу защитить его.
— Сюда им не пройти.
— Пройти, — сказал Демон, — я их пригласил.
— Ты? Позволил? Им? Прийти? Сюда? — медленно проговорил Артур, — что же ты наделал, придурок?
— Это надежнее всего. Пускай сами забирают своего щенка. Он за полсекунды обезглавил тайный секрет и грохнул трех рыцарей. Меня чуть не угробил. Я к нему близко теперь не подойду.
— Значит так, — крепкие пальцы постукивали по древку топора, — ты сделаешь то, что должен был сделать давным-давно — переставишь Чашу обратно в храм.
— Да ну? — хмыкнул Папа, разом обретая потерянную было уверенность, — Чашу? В храм? Ну так пойди и сделай это сам, сэр Артур Северный. Ну! Вперед! Не можешь… А я могу. Я, демон, могу взять Чашу. И если я возьму ее и принесу сюда, что будет с тобой, ты святой каратель? Господь отвернулся от тебя!
Сияние вокруг Артура стало ярче. Вспыхнуло. И вдруг погасло. Совсем. И вместе с ним погасла надежда Зверя на то, что он сможет выбраться.
— Что ты знаешь о Боге? — скучным голосом спросил великан, — я не спрашиваю, Демон, что ты о Нем придумал, я хочу услышать, что ты знаешь?
— Убирайся.
— Уже, — Артур встал, — положил топор на плечо, одной рукой придерживая древко, — твой Бог завещал прощать, я правильно помню?
— Тебе прощения нет.
— И нет ничего, что не сделал бы Он ради грешника — это ведь тоже где-то написано?