— …выброшенный на улицу монарший пес, как сказал про меня один человек, — закончил за Мореса Кинт, — одним словом, я должен вернуться в стаю этих монарших псов, чтобы моя семья жила спокойно?
— Верно, и более того, безбедно, как вам жалование в триста золотых кестов в месяц? Вашему сыну нужно будет учиться, наше ведомство весьма авторитетно и подходящие рекомендации будут нелишни.
— А документы? — Кинт указал мундштуком на листы протоколов.
— А вы приняли решение?
— Я еще не знаю, на что именно я должен быть согласен, объясните.
— Вас мобилизуют, точнее, это могу сделать я, прямо здесь, подписав необходимую бумагу и вручив вам жетон инспектора секретариата безопасности.
— То есть я нужен не как капитан дорожной жандармерии?
— Конечно нет! Дорожных жандармов, тем более отставных капитанов хватает в терратосе.
— И чем тогда я должен буду заниматься и где?
— Работы предстоит много, Кинт, — с лица Мореса сошла еле заметная улыбка, что держалась на протяжении всего разговора, он стал серьезным, — отбросив все, что было сказано раньше, признаюсь, я могу положиться в вопросах, что предстоит решать, лишь на нескольких человек в терратосе, и как вы выразились, их можно пересчитать по пальцам одной руки, и двое из них сейчас присутствуют в этой комнате. Все задачи, что предстоит нам решать, очень деликатны, кругом политика.
— Но ведь я не шпион, Морес!
— Ты инструмент! Острый и точный, от таких инструментов порой зависит даже самое незначительное хирургическое вмешательство! И не обманывай себя Кинт, сколько еще ты сможешь просидеть тут, протирая штаны за витриной оружейной лавки и не свихнуться?
— Похоже, вы нашли для меня очередное приключение, от участия в котором я не могу отказаться.
— Так и есть.
Кинт взял стакан и наконец, отсалютовал им Моресу.
— Я согласен, но поклянитесь мне, Морес Таг, что вы лично позаботитесь о моей семье, если со мной что-нибудь случиться.
— Приняв это решение, ты сам позаботился о своей семье и о себе, — Морес ответно отсалютовал стаканом, — но и я, конечно же, даю свое слово.
— Это меня устраивает, — Кинт опрокинул стакан с крепким напитком многолетней выдержки и тут же наполнил его снова, — и приступить к службе я должен весной?
— Да, через два месяца, когда все будет готово.
— Что готово?
— Пока не могу сказать. Очень много сил задействовано в том, что тебе в первую очередь предстоит выполнить. Возможно, тебя это обрадует, но тебе снова придется встретиться с профессором Дактом.
— Вы что, сами не можете его арестовать? — удивился Кинт.
— Все сложно и об этом позже, но того продажного инспектора ты сможешь наказать, если захочешь.
— Не перестаю удивляться вашей осведомленности.
— Это моя работа, Кинт, — Морес взял листы протоколов и бросил их в огонь камина, — теперь о деле.
Из саквояжа на стол переместилась потрепанная газета, сложенная в несколько раз, шкатулка с канцелярскими принадлежностями. Морес снова надел пенсне, достал из папки бумагу с гербами, тиснением и сургучной печатью, и начал в ней что-то писать.
— Тебе назначена выплата годового жалования в качестве вознаграждения за значимую услугу для терратоса Аканов.
— Это за какую? За то, что никак не сдохну?
— Отчасти да, — Морес ухмыльнулся и толкнул к Кинту газету, — ваше везение даже вызывает зависть.
Развернув старый, еще осенний выпуск «Голоса Решенца», Кинт понял, о чем речь. В газете чужого терратоса, была статься о трагической гибели в столичном экспрессе трех офицеров имперской тайной службы.
— С чего вы взяли, что это моих рук дело?
Морес снисходительно так посмотрел на Кинта, вздохнул и, продолжив писать, ответил:
— Наше ведомство работает и в соседнем терратосе, нелегально, но все же есть несколько хороших агентов. Может, это тебя удивит, но в подобном, эм… «убийственном вероломстве» я уже узнаю твой почерк. А почему ты так с ними?
— Они не сдержали слово.
— Пожалуй, это аргумент, согласен, — Морес расстегнул пуговицу воротника-стойки и протянул Кинту мобилизационную грамоту, — вот, ознакомься и распишись.
Морес покинул дом Кинта под утро, за ним приехал Маар и отвез на станцию воздухоплавания, а Кинт остался сидеть за столом. Перед ним лежал жетон инспектора секретариата безопасности, казначейское распоряжение на три тысячи шестьсот кестов золотом и пухлая кожаная папка с документами, с которыми Кинту предстояло ознакомиться. Содержание некоторых бумаг надлежало выучить наизусть, а сами бумаги сжечь.