Увидев меня, Вероника (непосредственное дитя!) сбилась с такта, потом торопливо прошептала что-то своему кавалеру и устремилась к дверям зала. Ее движение не осталось незамеченным: десятки пар глаз обратились в мою сторону. Ладони немедленно взмокли, и мне стоило большого труда удержать на лице невозмутимую улыбку. Пусть смотрят. Я ведь для этого сюда и пришла.
— Юлькааа! — протянула принцесса с ужасом и восторгом. — Ты… Они все умрут!
В других обстоятельствах я и сама бы умерла на месте: на фоне расфуфыренных придворных дам я выглядела почти голой. Но волна куража, отголосок которого я ощутила вчера во время разговора с Даном, захлестнула меня с головой, смывая стыдливость, скованность… и здравый смысл.
Женя искренне похвалил платье, но удивления не выказал. (Подозреваю, что его предупредила Ним, у которой я накануне выспрашивала, где она шьет свои экзотические наряды.) Я собиралась принимать комплименты хладнокровно и с достоинством, но, не удержавшись, похвасталась:
— Фасон сама придумала!
— Правда, Джозе душка? — улыбнулась Ним. (Сама эльфийка, уж не знаю, почему, была одета скромнее, чем обычно. Меня это устраивало: сегодня я собиралась быть в центре внимания.)
— Господин Фьеротти великий мастер, — серьезно подтвердила я. — Он меня вчера три часа мучил, пока не удостоверился, что в точности понимает мой замысел. А после этого всю ночь гонял своих белошвеек, — я в притворном ужасе закатила глаза. — Не спрашивай, во сколько мне это обошлось.
Я взяла со столика бокал с игристым вином, пригубила и с великосветской небрежностью повернулась к третьему собеседнику.
— Здравствуйте, Дан. Как видите, я прислушалась к вашему совету. И намерена как следует повеселиться.
— Вижу, — сухо согласился он.
Нимроэль рассмеялась.
Потрясение, вызванное моим появлением, постепенно улеглось — бал вернулся в привычную колею, и танцующие снова закружились по узорчатому паркету. Приглашать меня никто не торопился, и я воспользовалась передышкой, чтобы оценить обстановку.
В зале в основном присутствовала дворцовая молодежь: придворные дамы, жадные до развлечений, и юные офицеры королевской гвардии. Немногочисленные мужчины в штатском и в выправке, и в лоске явно проигрывали подтянутым военным в парадных мундирах.
Мой взгляд, поверхностно скользящий по публике, неожиданно зацепился за молодого человека, чье лицо показалось смутно знакомым — так вспоминают лицо с обложки. Он и сам был как мальчик с глянцевой картинки: высокий, статный, с копной густых волос цвета топленого молока. На поясе висел короткий парадный меч в богато инкрустированных ножнах — парень входил в одно из семейств Ближнего Круга, членам которого позволено носить оружие на королевских церемониях. Он стоял в другом конце зала и что-то говорил своему соседу, невысокому худощавому брюнету, тоже офицеру, и тоже из Ближнего Круга. Даже на расстоянии чувствовалась потрясающая харизма блондина — он привык управлять вниманием людей. Я послала ему заинтересованную улыбку и тут же, якобы в смущении, отвела глаза.
Бал меж тем шел своим чередом: церемониймейстер объявил очередной танец, новые пары уже заняли места в центре зала, — а меня так никто и не приглашал. Становилось скучно. Ночью от волнения на меня напала бессонница, и я до пяти утра кружилась по комнате в ночной рубашке, разучивая показанные Нимроэль танцы. Неужели мои усилия пропадут зря?
Верный друг Женька почувствовал мое замешательство (надеюсь, что почувствовал, а не прочитал на лице!)
— Леди, вы сегодня особенно обворожительны. Позвольте пригласить вас на танец.
Я присела в легком реверансе, одними губами шепнув: "Спасибо".
— Как тебе бал? — поинтересовался он, когда мы заскользили по залу.
— Супер, — лаконично отозвалась я. — Женич, помолчи чуток. Я еще ни разу не танцевала это с мужчиной и под музыку.
Женя оказался хорошим партнером. Ему недоставало пластичности Дана, но он вел меня технично и уверенно, и вскоре я расслабилась, перестав думать о последовательности шагов. Наверное, со стороны мои движения выглядели не безукоризненно правильными, но они были легкими и естественными — а что еще надо для танца? Страстная южная мелодия перенесла меня в те времена, когда я была влюблена в Женьку — и это добавило нашему танцу чувственности. Невесомый шелк платья взметался на поворотах, дерзко демонстрируя лодыжки (разумеется, без чулок, а как же иначе). Взгляды — презрительные, заинтересованные, брезгливые — отскакивали от меня с сухим звоном, как стеклянные шарики из детской игры.
Проводив меня на место, Женька галантно поцеловал руку и с шутливым восторгом выдохнул:
— Богиня!
Даже насупленный Дан слегка улыбнулся.
Наше маленькое представление сломало ледок настороженности — и карусель завертелась.
Следующим моим кавалером был тот самый худощавый брюнет. Он оказался мрачен и молчалив, держался скованно и упорно смотрел сквозь меня, как будто кружился со стулом. Я так и не поняла, зачем он меня пригласил.
Очередному претенденту — лихому офицеру со взглядом поручика Ржевского — пришлось отказать: я не знала объявленного танца.
— Жаль, — без всякого смущения заметил он. — Могу я рассчитывать на следующий?
Одна из придворных дам, миниатюрная барышня лет восемнадцати с кукольным личиком, поинтересовалась, у кого я шила платье. Другая, шатенка с умопомрачительной фигурой и некрасивым надменным лицом, в резких выражениях предупредила, чтобы я не смела заглядываться на ее жениха, барона белль Тесла. Я заверила, что она может быть спокойна: понятия не имею, кто это такой. Остальные дамы подойти не решались, но я не сомневалась, что они живо обсуждают детали моего туалета — то и дело до меня доносился презрительный шепоток: "Какая вульгарность!"
Молодые люди, напротив, отнеслись ко мне в целом благосклонно (по крайней мере, с интересом). Только один мужчина — полноватый, рано полысевший франт в дорогом камзоле — отвел меня в сторону и потребовал немедленно убраться с бала, потому что, дескать, таким, как я, не место в приличном обществе. С самой очаровательной улыбкой я посоветовала ему отойти подальше. А то моей репутации, учитывая обстоятельства, уже мало что способно повредить, а вот его намерения могут быть неверно истолкованы. Намек подействовал: франт отскочил от меня, как от прокаженной.
Как только закончился очередной танец, ко мне вихрем подлетела Вероника — узнать, чего хотел "этот противный барон белль Тесла" (Так вот кто это! Определенно, надменной шатенке не о чем волноваться) и почему отошел с таким диким лицом. Ответить я не успела.
— Вероника, ты не познакомишь меня со своей спутницей? — раздался над ухом бархатистый голос.
Рядом с нами стоял тот самый блондин, на которого я обратила внимание в самом начале. Улыбка принцессы сделалась принужденной.
— Юлия, познакомься, пожалуйста, это мой брат Фернанд. Фернанд, это Юлия, моя подруга.
Ух ты! Его высочество крон-принц Фернанд! А у вас, Юлия Эдуардовна, губа, прямо скажем, не дура. Обольстительно улыбаясь, я повернулась к блондину:
— Ваше высочество, в жизни вы еще привлекательнее, чем на портретах.
Конечно, даме не пристало первой делать комплименты, но передо мной все-таки особа королевской крови.
— Не могу сказать того же о вас, Юлия. Если бы мне попался на глаза ваш портрет, я бы непременно запомнил. Разве забудешь такую красоту?
Его взгляд жадно облизал мои обнаженные плечи и затерялся в узком клиновидном вырезе, который тянулся до широкого алого пояса. Я припомнила, что крон-принц Фернанд слыл страшным ловеласом, но после официальной помолвки, состоявшейся полгода назад, был вынужден взять себя в руки. Похоже, воздержание давалось ему с трудом.