— Господин Милославский, вот мое условие: я требую, чтобы вы оставили в покое мою сестру. Я расскажу все, что узнал от нее, — она сама не скажет большего. А использование Василисы в качестве инструмента для шантажа, как вы уже сами убедились, обходится вам слишком дорого.
— Я предполагал, что вы об этом попросите, — кивнул Милославский. — Я согласен. Сегодня же распоряжусь, чтобы мои люди прекратили поиски Василисы. Надеюсь, вам достаточно моего слова? К сожалению, более материальной гарантии предоставить не могу.
— Достаточно, — Женька усмехнулся уголками губ. — У меня ведь есть свидетель.
Глава 2
Мне все-таки пришлось принять Костино предложение. Не знаю, что произошло — то ли доктор Литовцев, освежив в памяти курс психиатрии, в самых черных красках расписал приятелю мое состояние, то ли белль Канто запоздало сообразил, что в доме старого друга мне будет комфортнее, чем под присмотром опытного, мудрого, но все-таки чужого эльфа, — но после того вечера Женька начал ежедневно донимать меня просьбами перебраться к Косте. Спорить у меня не было ни сил, ни желания — я быстро сдалась.
Впрочем, главная причина моей покладистости (ее я не открыла даже Косте) заключалась не в этом. В дворцовых стенах мне было душно — порой в самом прямом смысле: перехватывало дыхание, в глазах темнело, липкой волной накатывала дурнота. В такие моменты, вопреки всякому здравому смыслу, хотелось не лечь, а бежать: чувствовать, как горят ноги, стучит кровь в ушах и бьет в лицо ветер, такой густой и холодный, что его можно пить, точно воду из лесного родника. Во дворце, где каждый шаг контролировался заботливыми друзьями и бдительной стражей, убежать можно было разве что в себя, а в этом, самом надежном, приюте мне с некоторых пор становилось все теснее и теснее.
Я согласилась переехать к Косте с одним условием: полная свобода в перемещениях и никаких отчетов. Породистое лицо господина начальника Канцелярии скривилось в гримасе неудовольствия, но открытого возражения не последовало.
Костя сдержал обещание и не цеплялся ко мне с сочувствием и душеспасительными беседами. Но иногда я ловила на себе его вопросительный взгляд: он ждал, что я приду к нему сама.
После смерти отца я тоже ушла в себя — осознание утраты вызревало почти неделю, прежде чем прорваться рыданиями. Костя просидел на моей постели до утра, пока я, обессиленная плачем, не забылась тревожным сном. Потом была целая вереница однообразных дней и ночей, наполненных скорбью, но кризис миновал в ту, самую первую, ночь: проснувшись, я знала, что, хотя папы больше нет, я — не одна.
Но со дня смерти Вереска прошло уже полтора месяца, и я точно знала: слез не будет. Из ледяной пустыни не выдавишь слез.
Впрочем, с Костей мы вообще виделись нечасто. По вечерам он возвращался в реал — его ждала семья. Утром я старалась исчезнуть до его появления и весь день бесцельно бродила по городу. Осенняя погода неустойчива, но я с равным безразличием принимала и пронизывающий ветер, и мелкий дождь, от которого лицо мгновенно покрывается липкой пленкой, и жидкое октябрьское солнце.
Агентов Канцелярии я ни разу не видела — было бы странно, если бы они дали себя заметить, — но сама мысль о том, что за мной постоянно следят, вызывала глухое раздражение. Я все чаще задумывалась о том, чтобы исчезнуть телепортом.
…Маг-воздушник, молоденький эльф (похоже, недавний выпускник) всматривался в мой телепортационный браслет так пристально, словно руны на камнях могли растолковать ему тайные помыслы хозяйки, однако это не помогло. Взгляд голубых глаз снова переместился на меня — из надменно-горделивого ("Я маг! Настоящий! Дипломированный!") он сделался слегка растерянным. Ну конечно, в Академии его хорошенькую головку нашпиговали магическими премудростями, но вряд ли объясняли, что делать со сложными клиентами вроде этой угрюмой девицы.
— Простите, госпожа, я все-таки не понял: на какие конкретно места вы хотите настроить камни вашего браслета?
— На любые, — раздраженно повторила я. Ну не идиот ли? Ему же ясно сказали: любые два места. Казалось бы, чего проще? Что первое в голову придет, туда и настраивай! Но дивные голубые глаза смотрели с таким искренним смущением, что я сжалилась и внесла уточняющее условие:
— Выберите на свой вкус. Что-нибудь уединенное, подальше от крупных городов.
Мне и в самом деле было все равно, на что настраивать телепортационный браслет: я не собиралась пользоваться этими камнями. Люди Дагерати — я в этом не сомневалась — обязательно потребуют у юного мага ориентиры и, когда я исчезну, прежде всего отправятся искать меня там. Телепорт в то единственное место, куда мне действительно хотелось попасть, я выпросила у Нимроэль.
Во взгляде эльфийки — любопытство и капелька тревоги:
— Почему — туда?
Я дернула плечом, без особых эмоций пояснила:
— Красиво там.
…Это правда, здесь действительно красиво. В Вельмаре уже облетают листья, королевский парк одет в багровый саван. Здесь деревья только-только начинают золотиться. Там — колючий ветер и блеклое, выцветшее небо, здесь — ласковое солнце и небо такое чистое и высокое, какого не бывает в городе даже в самые ясные дни.
Здесь спокойно. В королевском парке, даже в самом его центре, у Фиалковой беседки, слышен шум города: крики разносчиков, цокот копыт и ржание лошадей, перекличка городской стражи, бой часов. Здесь — тишина и умиротворение, даже птицы, которые в столице гомонят оглашенно, поют деликатно и негромко, словно уважая покой древнего форта.
Начало припекать — я уже почти отвыкла от этого ощущения в осеннем Вельмаре. Пальто было серым от пыли — перепачкалась, пока залезала в башню. Давно надо было раздеться. Я сбросила пальто вниз, задумчиво проследила, как оно планирует, покачивая черными крыльями, и медленно двинулась по стене.
Всего полтора месяца назад я точно так же шла по этой стене. Внизу, по каменному полу, шел Женька. А там, у подножия холма, сидел Вереск. Я остановилась вот здесь, у края, и не хотела прыгать, потому что высоко и страшно. А потом все-таки прыгнула, потому что Вереск смотрел на меня, и выглядеть в его глазах трусихой я боялась куда больше, чем высоты.
По губам скользнула мимолетная усмешка. Надо же, о какой ерунде тогда думалось. Детский сад, штаны на лямках. Разве смелость — это способность сигануть с двух метров?
Почти не задумываясь, я оттолкнулась от камня. Неприятно кольнуло ступни — высоковато все-таки, но — ничего особенного. Даже дух не захватило. Может, потому что я уже прыгала отсюда однажды? Или просто чувство страха притупилось вместе с остальными чувствами?…
Мысли о Вереске не причиняли боли — я не думала о нем, как о мужчине, который любил меня, и которого я потеряла. Не думала о том, что между нами было, и что могло бы быть, если бы он не погиб. Просто был такой… персонаж. Красивый. Смелый. Умный. И умер. Со всеми случается.
Если бы Ним знала, что здесь произошло полтора месяца назад, она бы, наверное, не дала мне телепорт — побоялась, что я буду травить душу воспоминаниями. Но я ее не обманула: мне действительно просто нравилось в этом месте — здесь не было людей…
…если не считать трупа со стрелой в спине.
Черт.
Он лежал под западной стеной (впрочем, стена — это громко сказано, там от кладки три-четыре ряда осталось), неестественно подогнув под себя левую руку. Под лопаткой торчала короткая стрела с черно-багровым оперением. От подлеска тянулась дорожка красных капель — кровь была ярко-алая, свежая. Интересно, откуда и куда он бежал здесь, в этой глуши? Впрочем, нет. Не интересно.
Любой здравомыслящий человек, наверное, сообразил бы, что там, где только что появился труп с явными признаками насильственной смерти, одинокой безоружной девушке находиться небезопасно. Но мой здравый смысл пребывал примерно в таком же коматозном состоянии, как и чувство самосохранения: я даже не осмотрелась по сторонам.