— Подождем еще полчаса. Если они не вернутся, пойдем по направлению к Зоне Фар-Галадира.
Я разрывалась между надеждой все-таки дождаться ушедших друзей и желанием исчезнуть отсюда немедленно. В той стороне, куда ушли Женя с вампиром, было мрачно и тихо — как, впрочем, и в любой другой стороне. Я подошла к краю поляны, пытаясь за деревьями рассмотреть хоть что-то.
Из темноты на меня смотрели два светящихся желтых глаза.
Я все-таки завизжала. Позорно. Истошно, громко, истерично, позабыв и о правилах безопасности, и о чувстве собственного достоинства. Потому что это было жутко. Нереально жутко, до одури, до полной потери самоконтроля. Даже двухметрового паука, при всей своей арахнофобии, я не боялась так, как этих непонятно кому принадлежащих глаз.
Глаза дрогнули, на мгновение пропали — и проявились снова, уже в прыжке. Вереск тоже прыгнул, отбрасывая меня в сторону и принимая удар на себя. Пролетая через поляну, я успела заметить, что светящиеся зрачки принадлежат огромному, едва ли не с меня ростом, волчаре. Потом моя голова со всей силы приземлилась на что-то твердое, и перед глазами взорвался сноп разноцветных искр.
— На дерево, живо! — сквозь звон в ушах до меня донесся приказ Вереска, но смысл потерялся где-то по дороге.
Я поднялась на четвереньки. Мир покачнулся, вызвав приступ тошноты, поэтому вставать я не решилась, только развернулась лицом к поляне, чтобы видеть бой.
На левом плече Вереска зияла безобразная рваная рана, рука болталась плетью. Но он все-таки ухитрился каким-то чудом выскользнуть из-под волка, вскочить на ноги и достать оружие: нож с широким и коротким слегка изогнутым лезвием из светлого металла.
«Странный выбор, — медленно и безучастно подумала я. — Таким коротким ножом даже шкуру не пробить, не говоря уж о жизненно важных органах.»
Несколько секунд волк и полуэльф стояли друг напротив друга, молча, напряженно, словно оба готовились к прыжку. Зверь прыгнул. Мужчина не сдвинулся с места, но молниеносным движением руки загнал свой миниатюрный ятаган прямо в разинутую пасть, в мягкое ярко-розовое небо. Волк рефлекторно сомкнул челюсти, вонзая клыки в человеческую плоть — и вместе с тем загоняя смертоносный металл все глубже и глубже. Хрупкие кости запястья хрустнули, не выдержав натиска зубов, сжимаемых в последней предсмертной судороге.
Волк умер в полете. Когда массивная туша рухнула на землю, погребая полуэльфа под собой, желтые глаза уже потухли и почти остекленели.
Первая мысль, все еще нечеткая и отрешенная, пришла в виде импульса: «Надо что-то сделать.» Преодолевая головокружение, я поднялась на ноги и, пошатываясь, побрела к месту схватки.
Вереск безуспешно пытался выбраться из-под мертвого тела. Не особо размышляя над своими действиями, я ухватила волка за задние лапы, с трудом приподняла на пару сантиметров. Полуэльф, помогая себе ногами, отполз в сторону и снова обессилено рухнул в траву.
Я ухватила его под мышки и отволокла на другой край поляны, подальше от волка. Даже мертвый, зверь вызывал у меня чувство, граничащее с паникой. То ли из-за этого чувства, то ли из-за общего помутнения рассудка, вызванного шоком и ударом, я так пока и не осознала, что на самом деле произошло. Все, что я видела, это раны: плохие, да что там, просто ужасающие раны, но все же вполне поддающиеся лечению в соответствующих условиях. Надо только дотянуть до этих условий.
Упав на колени рядом с полуэльфом, я вытряхнула рюкзак и стала инспектировать содержимое аптечки. Бинта не хватит, антисептика тоже, наружное противовоспалительное на исходе — придется потрошить аптечку Вереска. Зато есть еще какой-то противовоспалительный тонизирующий декокт для внутреннего употребления, Лесси говорила, он действует два часа, как раз хватит дотянуть до телепорта. Вереск следил за моими действиями молча, со странным выражением на лице.
— Не возражаете, если я воспользуюсь вашей аптечкой? — зачем-то спросила я, совершенно не отдавая себе отчета, как нелепо звучит эта куртуазная фраза в сложившихся обстоятельствах.
Слабая вымученная улыбка скользнула по губам полуэльфа.
— Не трудитесь, Юлия. Все, что надо, чтобы облегчить мои страдания, у вас под рукой.
Он кивнул на отброшенный в сторону рюкзак. Я машинально подняла его, заглянула внутрь в надежде обнаружить какое-нибудь чудодейственное средство, пропущенное мной при первом осмотре, но рюкзак был абсолютно пуст.
— Найрунг, — пояснил Вереск в ответ на мой недоуменный взгляд.
Мне понадобилось пять секунд, чтобы осознать смысл сказанного.
— Нет!
Полуэльф досадливо поморщился, как бы говоря: «Так и знал, что с этим возникнут проблемы.»
— Поймите, Юлия, — с бесконечным терпением в голосе сказал он, — от укуса волколака нет противоядия. Трансформация — процесс необратимый, и она уже началась.
Вереск старался не показывать, как ему больно. Я пыталась не думать о том, что он чувствует на самом деле — с разорванным плечом и болтающейся на одних сухожилиях кистью. Иначе ситуация становилась совсем уж невыносимой.
— Кроме вас, этого сделать некому, — продолжал Вереск. — Я рискую промахнуться мимо сердца, Джанис и Женя… пока неизвестно где. А вам надо уходить отсюда. Запах крови… — он сглотнул с видимым трудом, — так привлекателен. А я не смогу защитить вас. Скорее наоборот.
Я упрямо молчала.
— Я знаю дорогу в Зингар. И обязательно приду туда в поисках пищи. А может быть, приведу за собой других. Вампиры меня, конечно, убьют, но какой ценой?
— Мне наплевать на вампиров, — сказала я.
Но мне не удалось обмануть даже себя.
Не наплевать.
Я механически вытащила стилет из ножен, погладила пальцами прохладный серебристый клинок, словно ища у него поддержки. Клинок молчал.
Почему я? У меня нет ни знаний, ни силы, ни права принимать такое решение.
Кто сказал, что от укуса волколака нет противоядия? И кто, если уж на то пошло, сказал, что это волколак? Вереск? Так ведь он не специалист, просто начитанный парень. Как я могу на практике доверять мнению, которое основано на знаниях, почерпнутых в библиотеке? Если окажется, что эта информация неполна или устарела, ошибку будет уже не исправить.
Какое я имею право распоряжаться его жизнью? Я ему не мать, не жена, даже, черт возьми, не любовница! Есть люди, связанные с ним более тесными узами — пусть они решают.
Я не умею принимать серьезные решения — я никогда этого не делала. В конце концов, я ухитрилась безнадежно запутаться даже в собственной жизни, как я могу взять на себя ответственность еще и за чужую?!!
Вереск не торопил меня, молча наблюдая за отражением мыслей на моем лице.
Он не может уйти сейчас, это просто нелепо. Глупо. Нереально. Бред какой-то….
Мы так многого не успели. Не сказали. Не сделали.
Когда-то, несколько лет назад, мы с Костей спорили об эвтаназии и суициде, и я срывала голос, пытаясь доказать молодому врачу, что каждый имеет право на смерть. И вот сейчас мужчина, который мне дорог, весьма недвусмысленно заявил об этом праве… а я готова ухватиться за любой, самый крошечный, самый призрачный шанс, чтобы только он остался жив. Ну, пусть он будет не со мной. Пусть. Но я буду знать, что он где-то есть, и когда-нибудь… мало ли, что может случиться когда-нибудь.
Я не могу. Не могу! Почему — я?
Тошнота снова волной подкатила к горлу.
— Я не боюсь боли. — Вереск разлепил сухие губы. — Я боюсь потерять себя. Однажды это уже случилось со мной — там, на вересковых пустошах, — и я до сих пор просыпаюсь ночами от страха, что нашел не того и не там. Я не хочу переживать это снова и снова каждый месяц. Это… страшнее смерти. Пожалуйста… помоги мне остаться собой…
О да, я слишком хорошо знаю, каково это — потерять себя. Но я ищу. Медленно, маленькими шагами, передвигаюсь по этому лабиринту к выходу. Я знаю, что выход есть — и все равно иногда трудно удержаться, не упасть за грань отчаянья. А каково было бы, если бы я точно знала, что у меня нет ни единого шанса преуспеть? Что я потеряла себя — навсегда? И каждый месяц вспоминала бы о том, что где-то есть человек, который ждет меня такой, какой мне уже никогда не стать…