На месте Вереска я бы тоже молила о смерти. Но я на своем месте, и у меня нет выбора умирать или не умирать. Умереть — это так просто. Гораздо проще, чем убить. Тем более — убить человека, который стал мне дорог…
Я ужасная эгоистка. Наверное, мои друзья и знакомые удивились бы, узнав об этом: я всегда была готова остаться после работы, чтоб помочь коллеге, не отказывала в просьбах присмотреть за кошкой, перевезти вещи, одолжить денег до зарплаты. Но я это делала для себя: для успокоения своей совести, для сохранения хороших отношений с коллегами, для облегчения своей жизни.
И даже сейчас я думаю о себе: как Я буду жить без него? что Я буду чувствовать, если ошибусь? имею ли Я право? А стоить посмотреть на ситуацию его глазами — и ответ становится очевиден.
Где-то наверху, над куполом вековых сосен, был яркий солнечный полдень, но вокруг сгущался сумрак. Меня начало знобить.
Вереск ни жестом, ни стоном не выдавал своей боли, терпеливо ожидая, когда я приму решение. Волосы разметались по траве. Несколько спутанных, влажных от пота прядей прилипло вискам. На алебастрово-белом лице застыла маска безмолвного страдания.
Я вдруг испытала острое желание прикоснуться к бескровным губам, пропустить между пальцами черный шелк волос, дотронуться до прохладной мраморной кожи… В последний раз. Тряхнула головой, отгоняя наваждение. Ладони сжались на рукояти кинжала. Я приняла решение, и теперь моя рука не должна дрогнуть, иначе милосердие обернется новой мукой.
Серебряный стилет взмывает над головой и летит вниз, стремительно — и мучительно долго. Входит в грудь полуэльфа: я ощущаю сопротивление плоти, но мне не приходится напрягаться, преодолевая его. Я — тетива. Я лишь направила найрунг, указав ему путь к цели.
Распростертое на траве тело конвульсивно дергается. Глаза распахиваются, и тонкий покров льда тает — теперь уже навсегда. Все, о чем мы так долго и так бездарно молчали, можно прочитать в этом взгляде. Можно… но я не стану.
Когда-то я была готова отдать весь мир, чтобы мужчина посмотрел на меня таким взглядом. Теперь бы отдала целый мир — и еще немножко в придачу — чтобы он никогда не смотрел на меня так. Только пусть будет жив.
А взгляд меж тем продолжает плавиться и менять цвет: в них уже не лед, а два осколка неба, пронзительно-синего вечернего августовского неба. «Ты нужна мне», — говорит взгляд. Я знаю. Я пришла. И снова хочется позабыть про все и раствориться в этом ультрамариновом небе…
Поздно.
— Ael as'far in'khash tha, dan'nahel? — горько спрашиваю я у своего синеглазого барда.
Взгляд уже начинает подергиваться пеплом, но стынущие губы успевают выдохнуть:
— Ael'ta… elmah.
Кто ты, полуэльф? Кем ты стал для меня за неполные два месяца? Любимым? Другом? Братом? Я же визуал, типичный визуал, но почему-то ты для меня навсегда сохранишься в ощущениях: робкое прикосновение губ, на которое с предательской покорностью откликается мое тело, ускользающий запах вереска и тугое сопротивление плоти, в которую входит узкий серебряный стилет…
— Я не знал, что ты говоришь на древнеэльфийском, — заметил Джанис, бесшумной тенью вырастая рядом.
«Я тоже не знала, — безразлично подумала я. — Разве это важно теперь?»
Вампир опустился на корточки, провел пальцами по рукояти стилета, все еще торчавшего из груди Вереска. Сказал с непонятной горечью:
— Ты победил, полукровка.
Я даже не стала вдумываться в смысл этих слов. Мне было все равно.
Женька положил руку мне на плечо.
— Не вини себя. Ты все сделала правильно. Он знал, что так будет.
«Зачем ты звал меня, менестрель?» — «Чтобы… умереть.»
Сволочь. Синеглазая эльфийская сволочь. Холодный, расчетливый, эгоистичный полукровка. Если ты все знал заранее — зачем пошел в Долину? Зачем бросился на оборотня? Чтобы спасти меня — или чтобы принять смерть из моих рук?
Я выдернула из раны стилет, вложила в ножны, не заботясь о том, чтобы вытереть кровь. Схватившись за Женькину руку, с усилием вытолкнула себя вверх. В глазах потемнело — то ли от резкого движения, то ли от сдерживаемой ярости.
Ну же, будь мужчиной, менестрель! Ты звал меня — я пришла.
Ты обещал вернуться. И только попробуй не сдержать обещание!
Глава 15
— Черт, ну где же они? — вполголоса пробормотал Игорь, поглядывая на часы. — Тридцать четыре минуты.
Сейчас он впервые со времени учебы в Академии пожалел, что бросил курить: было бы чем занять руки.
Что могло их задержать? Заблудились? При наличии карты — маловероятно. Даже если один проход оказался закрыт — должны быть альтернативные пути, маршрут тщательно выверялся. Убиты? Ранены? Вряд ли охрана будет стрелять в ценную заложницу. Хотя… в такой суматохе все возможно… Нет. Он отогнал эту мысль. Куда более вероятно, что побег не удался, и Ваську с Михаилом перехватили в самом начале. Это скверно, ох, как скверно — второго шанса не будет. Но лучше уж так, чем…
Внезапно со стороны поворота раздался едва различимый звук. Игорь замер, прислушиваясь. Звук повторился совершенно отчетливо: скрежет металла о металл. Идут!
Он с трудом подавил первый импульс — бежать к повороту, помочь беглецам вылезти. Это лишнее. Крышка люка открывается легко — в этом он сам неоднократно убедился, гораздо важнее быть наготове, чтобы без промедления сорваться с места. Он плавно повернул ключ зажигания. Мотор, еще не успевший остыть, послушно заурчал.
Из-за поворота выскочили две человеческие фигуры. Василиса бежала впереди — хорошо бежала, быстро, технично — как на соревнованиях. В другое время он бы залюбовался. Мужчина с трудом поспевал за ней — он двигался тяжело, покачиваясь, словно был изрядно навеселе. Что за черт?! Беглецы приближались, и Игорь с возрастающей тревогой рассматривал Васькиного спутника: незнакомый парень, возраст определить трудно — ему могло быть и двадцать пять, и тридцать пять, одет во что-то странное — не то больничную пижаму, не то тюремную робу, босой. И абсолютно лысый. Кто это?!! И где Михаил?
— Где Михаил? — резко спросил он, когда беглецы, задыхаясь от быстрого бега, с двух сторон плюхнулись на заднее сиденье. Вместе с ними в салон ворвался тухлый душок канализации.
— Поехали, дядь Игорь, скорее! — выдохнула Василиса. — По дороге расскажу. Догонят ведь!
— Пристегнитесь, — сквозь зубы бросил Игорь, вдавливая педаль газа.
Взвизгнули, прокручиваясь по мягкой земле, шины. Машина сорвалась с места и полетела вперед, подпрыгивая на колдобинах сельской дороги.
— Рассказывай, — велел Игорь. — Где Михаил?
— Его застрелили.
— Точно? Или только ранили?
— Ой, ну я не знаю, дядь Игорь, — воскликнула девочка с ноткой истерики в голосе. — В него выстрелили, он упал. Я хотела остаться посмотреть, но он мне не дал.
— Кто — он?
— Ну он.
Игорь догадался, что Васька кивнула в сторону своего спутника. Поправив зеркало так, чтобы видеть обоих пассажиров, он окинул парня внимательным взглядом. Незнакомец был бледен той абсолютной, неестественной бледностью, которая встречается у людей, годами не видевших солнца. Гладкая выбритая голова казалась присыпанной снегом. Взгляд парня бесцельно блуждал по салону, ни на чем не задерживаясь, а сам он сидел, вжавшись в кресло и обхватив себя руками. Его заметно трясло.
Игорь запоздало сообразил, что беглецы, должно быть, изрядно вымокли за время своего путешествия по катакомбам канализации.
— Как тебя зовут?
Парень перевел остекленевший взгляд на Игоря и вроде бы понял, что обращаются к нему, но не ответил.
— Он все время молчит, — пожаловалась Василиса. — Может, немой?
— На багажной полке два пакета с одеждой. Сможете на ходу переодеться?
Мужчина не отреагировал. Василиса достала два пластиковых пакета, заглянула в тот, что поменьше, отложила в сторону. Из другого нервными, дергаными движениями вытряхнула комплект мужской одежды: джинсы, свитер, кожаная куртка, носки, ботинки армейского образца.