Правда, поначалу я несколько раз чуть не свалилась с лошади, но в конце концов, старательно копируя Женькины движения, более или менее вошла в ритм. К счастью, от меня не требовалось проявлять особого мастерства в управлении лошадью — умница Корва послушно бежала за Атаманом, безоговорочно признавая его вожаком.
Мы летели по пустынной дороге, вздымая клубы золотистой пыли, и если закрыть глаза, то можно было представить, что «летели» — это не просто фигура речи. Ветер бьет в лицо, свистит в ушах, перехватывает дыхание… Неважно, что было вчера, позавчера, в прошлой жизни. Впереди — тайна, впереди — Приключение. Это было волшебно, как… в сказке. Именно то чувство, ради которого я в свое время пришла в виртуальность — и которого так и не обрела в сибаритских городских развлечениях и рафинированных «экспедициях» через телепорты.
Эйфория кончилась внезапно. Просто в один момент я поняла, что руки дрожат не от возбуждения, а от усталости, что я уже не лихо пружиню в стременах, как учил Женя, а тяжело плюхаю задом по седлу (бедная Корва!), что хочется мне уже не лететь навстречу неизведанному, а лечь, закрыть глаза и послать всех далеко и надолго.
«И кой черт дернул меня ввязаться в эту безумную авантюру?» — риторически вопросила я. «Приключений захотелось», — любезно напомнил внутренний голос.
Ага, приключений, как же. Если путешествие и дальше будет продолжаться в том же духе, то до приключений, тайн и опасностей от меня доедут одни уши. И то сомнительно — при таком ветре немудрено заработать отит.
Женя, безусловно, очень мил, и я совсем не против наладить с ним более близкие отношения. Но вместе с тем совершенно очевидно, что он не дружит с головой — разве нормальный человек будет очертя голову нестись навстречу опасности, восторженно сверкая глазами и едва ли не крича «Ура!»? Похоже, что щедрой долей благоразумия господин белль Канто поделился со своим сумрачным приятелем — у полуэльфа благоразумие уже давно перешло тот предел, за которым оно превращается в паранойю. Ничем иным я не берусь объяснить ту нелюбовь, которую он испытывает ко мне с первой нашей встречи. (Право слово, я даже польщена: моя скромная персона еще ни у кого не вызывала столь пылких чувств с первого взгляда.) Готова поспорить, что он сейчас буравит мою спину мрачным взором и измышляет, как бы от меня половчее избавиться. И в этой сумасшедшей компании мне предстоит провести еще не один день? Да тут бы до вечера дожить — и то подвиг.
По мере того, как возрастала усталость, расширялся и круг обвиняемых. Предателю Андрею досталось за то, что так некстати вздумал заморозить наши отношения. Внутренний голос, который попытался было робко намекнуть, что я сама собиралась порвать с Андреем, тоже схлопотал по первое число — в частности, за то, что выдает информацию скудными плевками, вместо того, чтобы по-человечески разъяснить, в какую дрянь мы влипли. Но особо теплые слова я приберегла для менестреля, чтоб ему, талантливому, ни грифа ни струны. «Соблазнил — и испарился, сволочь синеглазая! Как это по-мужски!» — патетически провозглашала я, забывая о том, что в моей бурной любовной биографии мелодраматических сюжетов на тему «Совратил и исчез» как раз-таки не было.
А потом запал кончился, и на смену раздражению пришла апатия — всемерная, всепоглощающая, какая бывает только в крайней степени утомления. Боль, голод, злость — все чувства померкли, затушевались. Они не исчезли — нет, это не было пресловутое «второе дыхание» — просто перестали вызывать у меня какие-либо эмоции, подернулись пленкой тупого усталого безразличия.
Только одно чувство болезненно обострилось — чувство собственного достоинства. Именно оно помогало (а скорее — вынуждало) собирать последние крохи силы, чтобы удержаться в седле. Потому что если бы я рухнула с лошади, это дало надменному полукровке лишний повод повеселиться за мой счет. И именно оно намертво запечатало рот, готовый предательски просить об отдыхе: ведь жалобы не только подчеркнут мою слабость, но и заставят Женю пожалеть о том, что он согласился взять меня с собой.
Пребывая в прострации, я не сразу заметила, что наша живописная кавалькада замедлила ход.
— Привал, — пояснил Женя в ответ на мой вопросительный взгляд. И с безмятежной улыбкой добавил:
— Лошадям надо отдохнуть.
Я оценила его деликатность.
На привал мы устроились в живописнейшем месте — на стыке негустого подлеска и огромного поля. Луг, расцвеченный всеми красками палитры, простирался почти до горизонта, и лишь на самой границе окоема были видны крошечные домики.
Я с облегчением растянулась на земле и закрыла глаза. Вокруг надрывались цикады, жужжали пчелы, чуть поодаль пофыркивали стреноженные лошади, одуряюще пахли медоносные луговые травы. Женя с Вереском о чем-то негромко разговаривали, но смысл их слов не доходил до моего сознания. Мне снова было почти хорошо — насколько вообще может быть хорошо человеку, у которого в кровь стерты бедра, судорогой сводит мышцы, отваливается копчик и ломит поясницу. Я решила, что не двинусь с места ближайшие пару-тройку столетий.
Разумеется, мне не удалось выполнить план и на сотую долю процента. Когда раздался аппетитный хруст и над полем поплыл божественный запах свежего огурца, оголодавший организм пробудился и истошно завопил, что главное событие жизни сейчас пройдет без нас. Пришлось подчиниться.
Мммм… Бесподобно. И зачем люди мучались, изобретая тирамису, если вкуснее хлеба с сыром до сих пор ничего не придумали?
К концу обеда я пришла в такое благодушное настроение, что даже озаботилась вопросом, а куда мы, собственно, направляемся (не то чтобы раньше он меня совсем не интересовал, но все как-то не выдавалось шанса его задать). Женя рассказал, что наша цель — небольшой городок Риан, в который, если не будет никаких неожиданностей, мы должны приехать вечером. В этом городе в маленькой псевдо-ювелирной лавочке, по непроверенным слухам, несколько месяцев назад видели камень, похожий на один из Лучей.