— Любви больше! — ревёт толпа. — Даёщь любовь…
— Толпа безумцев! — презрительно бросает мужчина. — Что с толпы взять…
— Любви… — скандирует толпа.
— И она перерастает в ненависть…как ненависть в безумную любовь. — вздыхает мужчина, отворачиваясь от безликой массы людей и уходя в темноту. Он тихо бормочет:
— Начало третьего тысячелетия так изменчиво и непонятно. Это вам, мой милый, не двадцатый век, когда пообещай одним хлебом накормить всех желающих и тебе поверят, что ты долгожданный освободитель. Э-э нет, батенька, я умываю руки. Революцию в третьем тысячелетии пусть дураки делают, а мне и так спокойно. Сейчас кипяточку раздобуду, да чаёк попью. Эй, солдатик, где ты родной…
Темнота поглощает маленького человечка, с жадностью, с наслаждением, с чваканьем, словно взахлёб. Она похожа на огромную космическую дыру в которой может исчезнуть всё что угодно, от маленького слабого человека, вплоть до огромного куска материка, или страны. Р-раз, и нет страны! В считанные секунды…
— Закончим эту дисскусию тем, чем она закончилась! — звучит металлический холодный голос, резкий и неприятный.
Он врывается в затуманенное сонное сознание, и доктор с удивлением думает:
— А что здесь такого. Почему бы не подисскусировать? Интересно, куда ушёл маленький человечек. Он, интересная личность. Напоминает кого — то очень знакомого…
Начинает болеть голова, нудно и противно. Словно через какую-то призму доктор видит перед собой двоих. Высокую женщину, и толстяка, с круглым, как воздушный шар,
животом и луноподобным лицом, на котором нелепыми и смешными кажутся длинные рыжие усы. Усы топорщатся как у таракана, и немного подрагивают, а мужчина, поглаживает их руками, словно успокаивает.
— Вы, доктор, вполне подходите на нашу кандидатуру! — льстиво произносит толстяк, и усы его победно топорщатся вверх. Он складывает на груди короткие толстые ручки и умильно смотрит на доктора.
— Ты будешь хранителем любви? — женщина похлопывает ярко-красной перчаткой о ладонь своей ухоженной руки и прищурившись, оценивающе и довольно бесцеремонно, вглядывается в лицо доктора.
Она ждёт вопроса, или ответа на свой вопрос?
— Ну-с-с? — рыжие усы тоже явно ждут ответа.
— М-м-м… — мысль сонная и тяжелая отказывается двигаться. Застряла проклятая посреди извилины, и ни туда, и ни сюда…Надо успокоиться. Вернее проснуться.
Сергей Викторович делает вздох. В голове что-то щёлкает, и мысль, словно прорвавшись через преграду, плывёт, не торопясь дальше…
— И в чём…з-заключаются м-мои об-бязанности? — странно дрожит его голос.
— Ты будешь собирать любовь в огромные сосуды, и проверять её на наличие различных примесей… — важно произносит толстяк, растягивая слова и гнусавя.
— Примесей? Какая чушь, чушь собачья… — с отвращением произносит доктор, вдруг ощутив вокруг себя приторно- сладковатый запах крови.
— М-м-вау-у-у-у… — послышался сдавленный вопль толстяка, которому высокая женщина своим сверхмодным лакированным туфлём, вроде как-бы нечаянно, наступает на ногу.
— Разве у любви есть примеси? — бормочет доктор недоумевающее, и смотрит на женщину.
— А почему бы и нет? — пожимает та плечами. — Если это чистая любовь, без негатива, ты должен будешь опечатать её и закрыть в сейф…
— Зачем?
— Придёт время, когда любви не будет…
— А что будет?
— Всё что угодно, но не любовь! Чистая, светлая, невинная, "первая" или " последняя" — всё это останется в прошлом! Мы её выхолащиваем, стерилизуем, а затем ставим на поток.
— Поток?
— Ну, конечно! Посмотри на этот пузырёк с жидкостью. Здесь написано " Эликсир любви". Берёшь пузырек, и р-раз! Не нужно больше страдать, желать, любить или ненавидеть. Это как лекарство. Выпил и забыл! И никто не нужен, ни жена, ни дети, ни родственники, ни даже любимая работа… Одним словом лекарство!
— Лекарство для роботов, зомби или недочеловека, которого самого поставили на поток… — захихикал толстяк, и усы его затряслись как бутафорские, и совсем не настоящие.
— Поток? — изумился доктор. — Всё это значит, что…
Но его перебил раздражённый голос женщины, которая стоит уж очень прямо и вновь монотонно постукивает ярко- красной перчаткой о ладонь:
— Да-да, это значит, что человек как индивид вымрет, наподобие динозавров. Его заменит лишь один вид. С одним цветом волос, разрезом глаз, или губ. У них будет одинаковая сила, и умирать они не будут. Их будут списывать… как утиль… когда придёт время.
— А любить…
— Кого? Самоё себя? У них будет одинаковая ширина плеч, одна и та же сила объятий, а сила любви будет определена по шкале номинала, выпей жидкости больше или чуть меньше.