— Позвольте узнать, уважаемый Лес, отчего вы тоже принимаете меня за какого-то Потомка? Кажется, здесь произошла ошибка! Что я — доктор, это верно. Что я — Апрель, не отрицаю… Но зачем присваивать чужое имя? Я никакой не потомок…
— Не оправдывайся сынок, предназначение уже свершилось! Твоё появление здесь все ждали…и ждут с нетерпением. Прошло уже много веков, и, наконец, звезды указали, что этот момент настал…
— Но зачем?
Как глупо звучит этот вопрос, и как стыдно смотреть старику в глаза, в которых Сергею Викторовичу вдруг чувствуется огромная боль и внутренняя борьба. Как скорбно опустились уголки его губ, скрытые наполовину большой белой бородой. И как торжественно тихо звучит его голос, словно надтреснутый от старости и слегка глуховатый.
— Значит, пришла пора! Идём Апрель, я покажу тебе древо Жизни твоих предков. Идём быстрей! Надвигается ночь… одна из самых важных для тебя ночей… А также для всех нас!
Странный он, право странный старик! Высокий и мощный, словно богатырь из далёких детских сказок…И ещё… кое-то… Уж очень типаж знакомый!
— Обрати внимание, здесь очень низко растут сталактиты… — мысли доктора вновь прерываются глуховатым голосом старика.
— Но…это древняя пещера! — вырывается возглас удивления не только у доктора, но и у маленького Далва восхищенный крик:- А эти рисунки на стене, как настоящие…
— А заходили мы, всего — навсего в маленькую деревянную избушку! — добавляет Далв, и словно ждёт похвалы за свою сметливость. — Там были половички, такие смешные…
— Я помню, такие когда-то вязала моя бабушка! — хмуро добавляет доктор и умолкает, чувствуя, что эти воспоминания приносят ему непонятную щемящую боль в сердце.
— В моей пещере вы увидите все эпохи времени, начиная с периода каменного века. Хотя это можно пропустить… — вновь глухо падает в тишину пещеры надтреснутый голос старика. — Смотри Далв, опять сталактит! Не ударься головой…Ну, что я говорил!
У мальчишки вновь неожиданно свело судорогой ногу, и теперь он важно восседает за спиной доктора. Кажется, ему пришлась по вкусу роль больного. Ох, и хитрец! Теперь он может трогать сталактиты руками. Вот ведь некому его воспитывать!
— Ты прав! У него никогда не было отца. Он его не знал. Его воспитывали все понемногу, но от этого он не стал хуже. Он достойный продолжатель своего рода- племени… — не оборачиваясь, объясняет старик, словно не замечая, как опускает голову доктор, и в раздумье хмурит брови…
Воспоминания детства волной накатывают на него, и от их ощущения становится тепло в груди, и вместе с тем он вновь чувствует боль.
Он тоже никогда не знал отца, но это не значит, что мир для него стал от этого более грубым, а он, невоспитанным, ненавидящим и озлобившимся на этот мир. Его воспитывал слепой дед Евсей, ну и мать, в промежутках между работой на ферме и подработками в школе ночной уборщицей. А ещё, его бесспорными воспитателями была школа и улица.
Да-да, он был отличником в классе, он был надеждой школы, претендовал на получение медали, которую он всё равно не получил, и которую отдали какому-то больному мальчику. Хотя это был уже семнадцатилетний парень. Сергей знал его. Новоявленный медалист никак не подходил на роль больного страдальца, но и выдающихся заслуг в нём никаких не было. Ни одно важное дело нельзя было ему поручить. Обязательно запорет. Этот парень и потом, после окончания школы, при случайных встречах, боязливо косился на него и старался бочком — бочком прошмыгнуть мимо. Злости на него не было. Не было и сожаления, что медаль ушла почти из-под носа. Нет, так нет! Всё равно Сергей Викторович поступил своими силами в мединститут и там продолжал быть отличником. Если бы были живы мать и дед Евсей, они могли бы им гордиться. Он оправдал их надежды. Хотя, едва ли он тогда подходил на роль славного продолжателя своего рода- племени. Последнего в роду Гараниных! Но об этом он никогда и не думал. Мальчиком, Серёжа был слишком спокоен, совсем не в деда…
По всей видимости, он с Далвом похожи характерами. Но этот малыш тоже является для кого-то надеждой своего племени…
— Племени, которого уже нет! — кто-то тихо бормочет у самого его уха, рождая обратный вопрос. — А почему нет? Куда оно исчезло?