— Изъянов? — словно током прошибает мозг это одно лишь маленькое слово, и мысленно уцепившись за него, Сергей Викторович с ревностным вниманием вглядывается в мужчину, что склоняется над женщиной, и, взяв её за плечи, долго смотрит ей в глаза, прежде чем…прежде чем….
— Изъян…изъяны… нет изъянов… — весело стрекочет толи камера, толи женщины, что стеной окружили доктора.
Толи это скачут его глупые раскордашные мысли, от которых начинает побаливать голова. А может, эта боль от неумеренного света софитов, что ещё ярче осветили киношную сцену ханской любви…
А артист немного подобрел на тело, что даже красивый халат ему маловат! К тому-же, в некоторых местах позолота тесьмы облезла, пообтрепалась со временем, а кое-где даже оборвалась. Ну, а белая батистовая рубашка под парчовым халатом кажется не первой свежести, и слишком помята…
— Ничего этого не будет видно в фильме… — рыжая женщина стоит почти рядом, и от неё веет раздражением и острым запахом валерьянки. — Хотите успокоиться?
Она подносит маленький флакон под нос Сергею Викторовичу так неожиданно быстро и резко, что он едва успевает увернуться, а иначе бурая жидкость плеснула бы ему прямо в лицо. Но жидкость пролита на мужчину-выпивоху, и тот с остервенением лижет собственную руку.
— Жаль! — вздыхает рыжая женщина, бросая пустой флакон через плечо назад. Слышится звон разбитого стекла, чей-то визг, и опять бубнящий недовольный голос мужчины. Рыжуха исчезает в толпе, успев подмигнуть доктору огромным желто-зелёным глазом. Выпивоха толкает локтем неподвижно застывшего доктора, и громко икнув, сердито бормочет:
— И тебя дурака, дураком сделали… а вроде как приличный мужик! А-а-а! — машет сердито мужчина кулаком:- Это всё она. Доберусь я до тебя, рыжуха. Ох, и доберусь!
И опять довольно сильно толкнув доктора в плечо, он громко произносит, поминутно заикаясь:.
— Эт-т-то т-твою ж-жёнку сейчас в-в га-гарем по-потащат?
— З-зачем в-в г-гарем? — в свою очередь стал заикаться Сергей Викторович.
— В-в ж-жёны М-ма-г-гу-у…
— М-Магу? — очнулся доктор. — Где же он, где?
Он рванулся вперёд, но едва ли возможно пройти настоящий заслон из простых зевак-экскурсантов, которые быть может, впервые увидели, как снимают кино. Тем более на отдыхе. Кто-то яростно отпихивает доктора назад, саданув ему локтем прямо в живот, и заставив согнуться в три погибели от боли. Но доктор через силу поднимает голову и видит…
Он видит стройную женщину в светлом облегающем платье, что медленно движется навстречу высокому мужчине в ярком парчовом халате. Но едва ли он её замечает. Его внимание приковано к той женщине, что встала с низкой тахты. Какой болью светятся её глаза, какой печалью. Женщина протягивает руки навстречу мужчине и тихим, чуть хрипловатым голосом произносит, словно заклинает:
— Опомнись…дорогой! Ты мой…ты мой навек, останься же со мной! И раздели мою любовь, прими её как дар…
Но усмехнувшись, мужчина отвечает, обращаясь в стрекочащую камеру:
— Как слаб, как грешен человек! Судьба, порочный круг…
У женщин на уме одно, а вдруг…а вдруг…а вдруг…
А нам держать удар судьбы…удар-р…
Вскрикнув, женщина падает на тахту, и лежит неподвижно, словно выдерживая паузу, пока камера наедет и снимет крупным планом её невероятно бледное лицо, такое прекрасное и трогательное в ореоле черных блестящих кудрей.
— Об-божаю фильмы в стиле мелодрамы. Ах, как трогательно, как мило она умирает! — сентиментально вздыхает толстая тётка в огромной соломенной шляпе с пышным пером, которое так и норовит попасть Сергею Викторовичу то в глаз, то в рот, то пощекотать под носом, а то просто закрыть обзор разыгравшегося спектакля. Закрыть…
— Эртэ! — тихо ахнув, доктор зажимает рот руками.
Женщина в огромной шляпе фетровой оборачивается, и доктор видит, что это не толстая тётка, а стройная молодая рыжеволосая женщина в широком плащ — накидке. Женщина приветливо кивает ему как старому знакомому. Её плоский нос напоминает забавную пуговицу, её темно-зелёные глаза сияют, а яркие, кроваво-красные губы кривятся в насмешливой улыбке. Но неожиданно на её лице появляется брезгливая гримаса, и глаза её гаснут. Она поспешно отворачивается и разочарованно вздыхая, спешит скрыться в толпе.
— У-у, злыдня! — мужчина — выпивоха опять дыши тяжёлым перегаром прямо в ухо доктору. — И тот тоже злыдень. Видал, как бабу свою, одним ударом… бац, и уложил. А сам, каналья, опять клинья подбивает… Если бы не кино, я бы ему показал, как баб чужих совращать…
— Муж-жчина! — зашипела рыжуха, зло сверкая стёклами очков, появившись неизвестно откуда. — Учтите, вас выведут из зала. Вы мешаете актёрам работать! Учтите это…