— Есть! Ур-ра! — подскочив, он повис на шее доктора, разом забыв о грязных коленях, и собственных недавних причитаниях.
Теперь он лихорадочно тряс доктора за рукав, и, указывая в черное нутро дуба, торопливо повторял:
— Там Кави, я знаю, я вспомнил. Я сколько раз видел во сне этот дуб. Там где белый конь, там находится Кави. Надо идти туда. Нам нужно найти Кави…
— Скорее всего, мальчик ты прав, нам нужен белый конь — быстрый огонь! И следует поторопиться, ворота закрываются. Куда ты, малыш? Не так резво, здесь слишком темно…
Схватив ребёнка за руку, доктор торопливо зашагал в черную тьму нутра загадочного дуба. Они двигались почти наощупь, по огромному длинному проходу, где воздух, казалось, пахнет сыростью, плесенью и застоявшейся тухлой водой. Впереди шел доктор, а за ним, уцепившись за обгорелую рубаху доктора, брёл мальчуган. Чернота длинного коридора кажется всё такой же нескончаемой. Сюда ли ускакал тот дивный конь, что словно призрак появился из этого дуба и туда-же исчез вновь. А может конь тоже привиделся, как и всё остальное? А может, это продолжение сна?
Сильный удар в лоб был до такой степени неожиданным, что кажется, парализовал не только способность думать и что-то соображать, но даже двигаться…Такое ощущение, что все мысли, какие только были в голове, вылетели из неё разом, и покатились как горох по земле… покатились…
— Защита! Извините меня доктор! Как я мог забыть про неё! — сокрушался мальчуган, поглаживая тёплой ладошкой лоб доктора.
Это был не иначе электрошок! Удар такой мощный, что сбил взрослого мужчину с ног. А если бы впереди шёл этот маленький мальчик, по сути, ещё совсем ребёнок, что тогда было бы? Кто плакал бы сейчас на могиле этого мальчика?
Какие тёплые у малыша ладони. В них ощущается тепло родного тебе человека. Как странно, но этот мальчик вызывает двойственное чувство, похожее на то, что ты его знаешь. И знаешь очень давно, как… как своего родного сына, например…Как свою тень, что пришла из далёкого детства. А может, это и есть его сын Славка? Ведь здесь всё так намешано, так всё перепутано…
— Как хорошо, что я…шёл первым… — дрогнувший голос выдает внутреннюю борьбу, и доктор, понимая эту слабость, умолкает, но когда ребёнок вдруг зашмыгал носом и тут-же разрыдался, он обнял его за плечи, и слегка прижав к себе, тут-же вновь отстранил:
— Настоящий мужчина не должен плакать, даже когда это очень хочется сделать! Так говорил мне старый вождь одного славного племени…
Кого он имеет в виду? Старого деда Евсея? Или Леса? А может ещё кого другого?
— Знаешь что, малыш! У нас всё с тобой хорошо! Согласись, ведь это правда? Мы оба живы, здоровы и продолжаем свой путь! А впредь, обещаю тебе быть более осмотрительным, и осторожным…
Они ещё некоторое время двигались в кромешной темноте. Доктор крепко держал мальчугана за руку, и думал о том, что, кажется, этот электрошок вновь вызвал к жизни некоторые воспоминания.
Он помнит очень ясно, что вот так- же когда — то он вёл сына из детсада, кажется Марина уезжала на курсы повышение квалификации, и белый автомобиль, сверкая глянцевым капотом, вылетел из-за поворота соседней улицы так неожиданно и так быстро, что потом, Сергей Викторович долго не мог забыть в своих снах несущуюся на них с сыном огромную стальную махину, и злобно прищуренные глаза шофёра, пригнувшегося за рулём.
У него было всего несколько секунд, что-бы оттолкнуть от себя сына. Удара он не почувствовал! Он лишь видел перед собой кровавое месиво из рванного серого неба и черной осенней грязи, из-за которой он и шёл с сыном по обочине дороги. Мягкая осенняя грязь смягчила падение! Спасибо родному городу, почти за трехсотлетнее отсутствие тротуаров, а земле спасибо за то, что не приняла его как родного сына в свои объятия, а лишь смягчила удар. Водителя так и не нашли, но с той поры Сергей Викторович частенько стал видеть в своих снах кровавое месиво из черного неба и кроваво-серой грязи, а ещё…ещё лицо той незнакомки, что склонилась над ним. В её глазах, пронзительно черных и удивленно вытянутых, он видел слёзы, огромные и сверкающие, похожие на звёзды, или камни горного хрусталя… Они катились по её щекам, падали ему на лицо, на щёки, на лоб, на губы, и он чувствовал, какие они солёные, эти слёзы… солёные и терпкие… как самая настоящая морская вода…Кто она?
Была ли это случайно проходившая мимо женщина, или он помнит глаза той медсестры в белом халате, что делала ему укол, и что-то кричала, словно пыталась достучаться до его затуманенного болью сознания. Может это она кричала ему, что "смерть может подождать, что он не сделал самого главного, что его смерть будет предательством по отношению к его сыну и к Марине, и особенно к тем, кто томится в черных холодных подземельях…"