Я, пригнувшись как провинившееся собачка, по одному шажку начав уходить за холм, встретился глазами с полуросликом в костюме с широкими рукавами и штанами, подобием дерьмового пластинчатого доспеха, закрывающего грудь, и в огромной шляпе с перьями на покрытом фурункулами голове.
— ИРГХ ГРУАЛ КАЛБА! — вдруг завопил он, указывая на меня своим мечом.
Ждавшие команду гномы, облизнув губы, один даже засунул язык в нос, с зажжёнными факелами бросились за мной.
Все же побежали, — подумал я и, чуть подбросив девушку, чтобы поудобней было, сорвался с места.
Отзвук шагов от мокрой после вчерашнего дождя земли, хруст веток под ногами, редкие мелодичные возгласы у меня под ухом — всё это никак не помогало заглушить крики чипиздриков. Гнаться за мной им не мешали ни рост, ни незнакомая местность. А ведь даже я, с перепугу, начал забывать в какой стороне мой новый дом.
Миновав заросли местного кустарника, взобравшись на небольшой холм, увидел до боли знакомую картину. Огромный кошак раздавленный не менее огромным бревном. К моему сожалению, забрать добычу времени не было. К моему счастью, я знал, куда теперь бежать.
Задерживаться было нельзя. На пятки наступали уродцы с вертикальными затруднениями. Чуть отдышавшись, побежал дальше, стараясь собирать по пути как можно больше ловушек, благо я заранее много нарасставлял.
Примерно через полчаса моё сердце начало отказывать. Жесткое непреодолимое существо, которое так и норовит выскочить и лишить меня жизни, единственное, что его сдерживает, — это крики угодивших в мои ловушки полуросликов. Кому-то не посчастливилось упасть в волчью яму, кто-то попался в силки и сломал ногу. Я даже видел, как один, перепрыгнув яму с кольями, угодил носом в рогатину, но не умер, лишь уронил факел, превратив лес в голодное всепожирающее пламя.
Огненный демон, бестия ада, широко разинув пасть, откусила голову призывателю и, окропив себя от рогов до копыт, с закрытыми глазами, то жует, то поет, то свистит. Огромный топор разделывает свежую тушку, начиная с макушки. На лесной кухне стучит молоток шипастый. Мелодично водичка журчит, жирок на сковороде скворчит.
Пестик в ступе мерно растирает пальцы в пыль. Свежие куски мяса смиренно прыгают в казан. Поймав парочку окорочков, сатир-душекрад замачивает их вместе с рассолом из под мозгов. Глаза, купаясь в алом вареве кастрюли, сверкнув нечистой силе, послушно утонули.
Уколовшись от ножа всего один раз, будто в сказке, уснуло сердце без лишних фраз. Сатана мелко нарезает свежую кошачью тушу, пока жена готовит кушать. Жучки-паучки по-мужски мастерски, наперегонки наполняют пирожки.
И дым коромыслом, ведь повар от бога, а еда — искусство. Увидев это, Ветер закружился, заметался, деревья начал с корнем рвать: — Вот вам корешки-коренья, давайте вместе сядем жрать.
Гремлины накрывали на стол, приговаривая: — Забудь страх, ты и так уже прах.
Черт из-за пазухи достал пузырь, налил треть стакана, затем, слегка взболтав янтарную жидкость, вдохнул терпкий аромат, долил до половины и одним махом опрокинул содержимое. Удовлетворённо хмыкнув, поставил стакан на стол и налил остальным. Вся огненная семья села трапезничать.
Добрый Сатана, он хороший был весь год, с женой любезно пригласили всех, кто был поблизости, на поздний ужин, но я вежливо открестился. К сожалению, от приглашения к такому шикарному столу мою спутницу затошнило, а когда я остановился, чтобы проверить её состояние, она потеряла сознание. Отдышавшись несколько минут и подождав пока девушка придет в себя, снова взял на руки и понес дальше.
Последнюю треть пути спокойно шёл на автопилоте, пытаясь оторвать глаза от изодранной барышни. Красивая ведь, чертовка.
***
Налившиеся кровью, светящиеся синим глаза хозяина леса, пронзая душу, сводили с ума, однако в его действиях я не чувствовала агрессии. Жуткий человек прекрасно ориентировался в темноте, к рассвету он донес меня до своего логова.
Очищенная от всевозможной растительности местность вокруг огороженного пышного дерева с одним проходом к нему и парой пней с меня высотой, с бесконечным количеством ловушек и кольев, в том числе из кости.
Самая настоящая маленькая крепость. Местами подгнившие деревянные стены усеяны трофеями. Где голова висит, где пёстрые хвосты образуют причудливые узоры, где красуются кровавые надписи на неизвестном мне языке, гласящие: “Вива ля анархисто!” и “Как заплачено так и зафигачено”, а с другой стороны: “Гримаса боли — всего лишь перевёрнутая улыбка” и “Если ты зверь — пыл свой поумерь, но для тебя есть и хер”.
Войдя в лагерь, я увидела сотни небольших подвешенных шкур близь костра, огонь и жар которого использовались для сушки, а дым, зола и пепел — для выделки. Также из золы и топленого жира производилось мыло. Недалеко от мыловарни был вырыт колодец, но воду из него нужно предварительно очищать.
Чуть дальше была большая обтесанная чурка, она использовалась в качестве разделочного стола, вся пропитанная кровью, всюду красовались комки красной слизи вместе с мерзкой жижей, приправленные ошметками различных существ и сгустками мездры.
Я инстинктивно задержала дыхание и смотрела, как первые лучи солнца падают на насаженную на кол кошачью голову, близь которой сидит метровый, с бурой короткой шерсткой, в штанах с лампасами, зубастый монстрик похожий на помесь гоблина и волка, который смотрит на меня большими карими глазами и грызет кость, ребро размером с него самого. Хозяин леса подошел к нему, вырвал из зубов одну кость и погрозил пальцем: — Не шипи Тугарин, ты тут и так один пируешь. Куда, кстати, Алеша сбежал? М? — и дал ему другую кость. Обглоданную кинул в овраг. С пугающим звуком она скатилась с вершины огромной груды белых осколков без единого кусочка мяса.
Я шла между мелкими постройками из палок и огромных листьев с верхушек деревьев. В углублениях, созданных с помощью листьев, была вода, чуть дальше на каркасе из палок висело мясо, вялилось.
Стоящие близь обложенного камнями костра, четыре высокие палки, с полтора моих роста, поддерживали кожано-лиственную крышу, под который были накиданы шкуры, к которой мы и направились.
Пока хозяин леса вёл меня, я заметила, что его раны на ногах и руках зажили. Мой спаситель подошел к высокому полому пню, убрал сверху камни и сдвинул крышку. Взяв в руки неизвестную мне птицу, он посмотрел на меня и вырвал пару ярких синих перьев из хвоста и крыльев. Саму тушу, вместе с мелкой добычей, закинул внутрь. Подошел ко мне и пощекотал пером нос, из-за чего я чихнула, что-то сказав и посмеявшись, он дал мне два пера, последнее вставил мне в волосы. Достав трофейное огниво, зажег костер, я села на шкуры у очага. Остальные вещи он, отодвинув свисающие ветки ивы, отнес поддерево и там же переоделся, помылся и побрился.
Возвратившись ко мне, в руках он тряс запечатанный глиняный кувшин, затем откупорил его, налил содержимое в глубокое деревянное блюдце и сел рядом со мной. Погоняв красную жидкость и вкусив аромат, медленно, причмокивая, осушил блюдце, затем, посмотрев на меня, пододвинулся ближе, налил до половины и протянул его мне вместе с кусочком копченого мяса. Сам же взял что-то похожее на кубок. Жестом сказал: — Пей.
Я пригубила. Кислая агрессивная жидкость, которая вяжет десны и сушит рот, с бодрящим фруктовым ароматом укусила за язык.
Блюдце быстро осушилось … Нутро дрожит… Мы… Хотим… Ещё…
Глава 6
Глава 6
Возвратившись в лагерь и проводив гостью к очагу, я зашел под иву, скинул трофеи, взял деревянную бадью и наполнил её водой из растительно-деревянно-глиняной бочки, зашел за иву, там к частоколу был привязан наливной умывальник, по пути к нему споткнулся об неудавшийся гончарный круг, пнув мешающую мерзость из адской дыры, целиком залез в бочку. Пока она трещала по швам, я, не теряя времени, смыл с себя засохшую кровь, надел шикарные, по моему мнению, кожаные штаны с теснением и жилетку с плащом из пантеры, и сбрил длиннющую бороду.