Сломав половину из них и снова крепко встав на ноги, я получаю краем щита в грудь, теряю Кладенец и падаю на землю.
Мерзко улыбаясь, разомкнув строй, ко мне медленно подходят полутораметровые уроды, желая поржать надо мной перед смертью.
Я благоразумно решаю подождать, пока они окончательно потеряют бдительность. И окружат меня, воткнув копье в левую руку, чтобы клинком я их не порубал… Да, я гений прям.
Единственное, что я сделал по-умному, так это заблаговременн, еще перед боем, приготовил ножи к втыканию оных в незащищенные шеи и лица врагов, которые как раз опустили щиты.
Невероятно уроднирвый, весь в язвах и шрамах полурослик с грязным алым ирокезом, в котором я разглядел пару вставленных костей, вдруг заулыбался. Да так, что я увидел его зубы, все в золоте, сквозь которое проклевывалось гнилое основание. Он поправил кольчужную бармицу, только у него был сей элемент гардероба, и, плюнув мне в лицо, сказал:
— Я тебя сожру, ты вкусно выглядиш-щ-щь.
Я не пожалел, что выучил все доступные Тугарину языки.
— Эй червь, — я обратился к людоеду, — ш-сильней пади ниц передо мной, и тогхда я шепну тебе на ушко. АННИГИЛЯТОРНАЯ ПУШКА! — С этими непонятными для уродца словами, я метаю в его открытое лицо два железных ножа и бью по коленям копьеметалкой, расскалывая ту на множество увязающих в икрах щепок. Особо большой кусочек дерева, попав прямо в пах, тут же покраснел.
Оба ножа достигли врага. Один из них застрял в бармице, второй по рукоять вошел прямо в рот, сломав нижние зубы и застряв нёбе.
Соседу ирокезника повезло не больше, запустив все оставшиеся костяные ножи тому в ноги, краем глаза увидел, как от таких нагрузок ножи лопнули и острыми осколками позастривали, помогая спустится и ощутить землю струйкам крови.
Продолжая использовать секундное промедление полуросликов, вскакиваю и достаю из-за спины уже свое копье, благо оно маленькое и вместе со мной подлетело вверх, выпав из своей сумки, где я его и поймал, поймал и сразу ударил.
Копье с чудовищным чавкающим звуком вошло прямо в глаз, на мгновение, я почувствовал сопротивление, наконечник-то полностью деревянный, вот и не осилил, пришлось надавить до характерного хруста и копья, и черепушки.
Полурослик с остатками ножей в ногах взвыл, начав опираться на копье, по которому я и ударил, заставив упасть возле меня орущую голову, где та встретилась с моим сапогом, переставая голосить и начиная хлюпать, забавно пружинить и дергаться, прям как желе.
Главарь отряда, тот, кто получил от меня подарок и теперь из его рта и носа весело выбегает кровушка, с ненавистью в глазах что-то булькает и, встав на остатки коленей, старается попасть по мне невесть откуда взявшимся мечом. Моим мечом!
Я, уклонившись от слабого удара, ногой вышибаю Кладенец из рук и, попытавшись дотянутся до него клинком богомола, обнаружил, что в левую руку что-то воткнулось и сдерживает меня. Приходится возле наконечника сломать и эту палку, воткнув ее своему хозяину в шею, как раз там, где кончается кольчуга. Получилось образовать чудовищный рубец, который стремительно выплёвывает из тела жизнь, толчками проталкивая её сквозь бледнеющие пальцы и мертвеющие в ужасе глаза.
Вернувшись к главному уроду, которого про себя прозвал каплуном и который уже сидит на земле, весь в собственной крови, я молниеносно сношу ему голову, даже не замечая бармицу и подставленную под удар руку. Подбираю с земли меч-Кладенец и вспоминаю про последнего чипиздрика, перекатом ухожу за спину обезглавленному, даже не заметив боль от разрывающих моё тело железно-деревянных обрубков.
С трудом встав, встречаюсь глазами с перепуганным пятым членом отряда. А я только сейчас замечаю, что в моей спине торчит копье. С хрустом вытаскиваю его и готовлюсь бросить во врага, который, в свою очередь охреневший от резкого поворота событий, просто бросает щит и падает на колени передо мной. Переведя дух, вытащив остальные копья из себя, проверив что легкие не задеты и я могу нормально говорить, подхожу ближе к склонившемуся и громким четким командирским голосом приказываю:
— Подними гхолову!
Полурослик незамедлительно выполнил мой приказ.
На меня смотрело кругловатое лицо с шрамами от какой-то болезни, чуть побитое, с синяком под глазом, вроде не я его офонарил, с носом в виде огромной картошки, но вполне нормально выглядящее, особенно в сравнении с его сородичами.
— Кхто ты такой и кхахк называется твоя раса? — Начал я.
— Я-я раб и-и щит гос-господина. Бывшего. Бывший… — Хныча и заикаясь ответило мне дрожащие тело. — Мы г-гномы.
Я, пошире открыв глаза, чтобы получше рассмотреть тела, подняв бровь, — гномы?? — сильно удивился.
— Г-гномотвари. — Тут же исправился он и начал еще сильней хныкать. — Умоляю, пощадите, я буду все для вас делать! Все-все-все. Все, что попросите! — Начал умолять гном… Или гномотварь.
— В чем отличие гнома от гхномотвари? — Всплыл логичный вопрос.
— Я тварь, г-господин, тварь. Тварь… — начал он кивать смотря мне прямо в глаза, пока из его носа сильно текло и вовсюда летело. А я понял, что из нас двоих, именно он потерял рассудок.
Ладно, потом у братьев спрошу.
Пощупав сгоревшую бороду и опаленный подбородок, убрал меч в импровизированные ножны на портупеи. Рука легла на ремень и почувствовала кровь. И только тут я заметил, что на моем ремне висит трофей, зацепившийся ирокезом за крючки.
— Эх. А я думал, ты исподтишка что-то сделаешь, — сказал я вслух на родном языке, отчего “тварь” дернулась и жалобно покосилась на меня.
— Гхномотварь, угходи отсюда и помни, — держа руку на отрубленной голове, сделал шаг вперед, отчего полурослик застыл. — Я смилостивился над гхномом, которым ты обязан з-стать, иначе умрехшь… В М-У-К-х-А-Х, — просмаковав последние слово, закончив свою речь, добавил: — Беги гховорю. Второго шханса не дам.
Чипиздрик дал деру в противоположную от меня сторону, к показавшимся из дыма дружкам. Подбежал к ним и начал что-то втирать, а они стали ему кивать и хищно на меня смотреть.
Вот бля. Ну, ничего. Его кабальная запись скоро попадёт к госпоже Смерть.
— Нагхрада или кнут, последствия тебя найдут! — крикнул вслед я и, забыв про копье, приготовился сорвать с ремня плетку, как самое дальнобойное оружие. Не хочется увеличивать выводок дырок у себя. Или в себе. Да и меч-Хуердец устал нести всем пиздец.
Смотря на чипиздрика, Энеральд прорычал:
— З-стал овечкой, встал со свечкой, нынче Богх тебе как фиговый лист — типа чист, — злобно ухмыльнулся и медленно облизнулся. Я уже полностью приготовился смаковать смерть хнычащей букашки, пока бессмысленные рифмы не отпустят, ветерок не начнет шуметь, и свежий нежный чистейший дождик не будет капать на лицо, куда-нибудь смывая всю грязь.
Глава 10. Шёл на восток, а пришёл с запада
Глава 10. Шёл на восток, а пришёл с запад а.
В тлеющем, местами горящем, лесу уже не первый день слышались звуки боя. Извилистые ручейки бежали по всему красно-черному полю, густели и ждали начала танца капель. Насмотревшись на их выпендрёжные пляски, все вместе направлялись к грубо вырытому рву, тем самым преобразуя его в самую настоящую бурлящую реку, в которой захлебнулись насадившиеся на кол гномотвари.
Сразу же за рвом с обломками кольев располагался давно павший и превратившийся в пропитанный кровью, скреплённый кишками, мухами и остатками повозок земляной вал — первая линия обороны, за которой располагался знатно потрепанный, местами подгоревший, местами пробитый и наспех залатанный массивный частокол лагеря Лесавки.
После дождя, на пепелище между валом и частоколом тлела труха и щепа от изрубленных энтов, начинали гнить тела мёртвых древолюдей, вместе с пеплом утопали в земле куски от разорванных гномотварей. Тяжелый витающий в воздухе запах смерти подкреплял всеобщий духовный тлен защитников.