х х х
Димка Кучеров с виду совсем мальчишка, он вырос в обеспеченной семье, не зная трудностей, и о борьбе за выживание имел весьма смутные представления. Однако теперь он отчетливо понимал свое положение. Вечером они с Эрудитом и еще одним другом, Ахтымом Гыргеновым, охотником из Забайкалья, обсудили ситуацию.
— Старайся не оказываться с Дыбой один на один, — предостерег его Эрудит.
Потом разговорились о гражданке: воспоминания возникали одно за другим, и все, что было до армии, здесь значило больше, чем когда-то. Ахтым Гыргенов, как обычно, рассказывал об охоте в горах Кодара. Это был доброжелательный, добродушный парень с восточным разрезом глаз. Он любил пошутить и сам абсолютно не обижался на шутки, отвечая на них детской улыбкой. Была у Ахтыма немного странная мечта: когда пройдет необходимый срок службы, приехать в гости к Эрудиту, посмотреть на Дон. Частенько в такие вот минуты он делился с друзьями сокровенным: будет таким же охотником, как отец. Люди уважать будут, за советами приходить будут. Рассказы в его самобытной манере изложения Эрудит слушал с удовольствием.
— Расскажу я вам, — начинал Ахтым, — как Амака хотел нас с отцом голодом уморить. Однажды взяли мы малокалиберные винтовки и пошли белок промышлять. День идем — ни одного выстрела не сделали, два дня идем — нет белки. Отец напрягся от неудачи, молчит, хмурый; собаки злые от голоду, бегают с задранными мордами, повизгивают. Нашли в чащобе берлогу, облаяли. Отец замахал руками, хотел избить их: нельзя тревожить амаку!
— Амака — это медведь, — пояснил Эрудит Димке.
Ахтым рассказывал весело, посмеиваясь. А потом задумался.
— Отец письмо прислал. Пишет: «Совсем старик стал. Какой теперь охотник. Приедешь из армии, последний раз на охоту вместе сходим. Потом уйду в горы, там умру». Еще пишет, что Джальгурик ждет меня. Джальгурик — тонкая, красивая, в ее жилах бежит чистая кровь древних богов; я люблю ее, она меня тоже любит. Закончу службу, возьму в жены свою красивую Джальгурик.
Тут и Димка вспомнил о своей подруге.
— В институте я дурил голову одной девчонке, — начал свой рассказ он,— а потом повернулось так, что жить без нее не мог. Но оказалось, что любовь эта была в одно рыло. Раз пришел в общежитие к ней, а она с каким-то жлобом в обнимку на кровати сидит. Я как увидел, в глазах помутнело. Схватил со стола тесак, тот козел с испугу в окно выскочил. С первого этажа, но умудрился ногу поломать. А моя дура тоже тонкая была, успела в дверь выскользнуть и такой шум подняла. В деканате посчитали это хулиганством и выгнали меня из института. От суда отец отмазал. Так и не стал я Эйнштейном. Вскоре пришла повестка. Раз пришла, надо служить. Мог бы откосить, конечно, у предков связи были, но решил повоевать, пороху понюхать. И зря, не думал, какое гнилое место эта армия.
— Ты ее все равно любишь? — поинтересовался Ахтым.
— Кого? — переспросил Димка.
— Ну, дуру свою.
Эрудит улыбнулся. Димка тоже улыбнулся и ответил:
— Не знаю… Наверно…
— Я тоже поступал в институт,— сказал Эрудит, — по конкурсу не прошел.
— Бабки были? — спросил его Димка.
— Нет, откуда?
— Это дохлый номер, без взятки не поступишь.
— Да вот же, на знания понадеялся, я школу с хорошими оценками закончил.
— Кому сейчас нужны твои знания? Все делают money, money. Еще будешь пытаться?
— Хотелось бы. Попробую, наверное, но теперь только на заочное отделение.
— А я обязательно поступлю, студенческая жизнь — это вещь. Вот только дембельнусь и сразу начну готовиться к вступительным. Армия — неплохая школа, но институт лучше. — Тут он увидел в открытой двери Гниду, первого друга Дыбы, и замолчал.
х х х
Гнида возвращался в роту после какого-то задания. Навстречу ему шел лейтенант Утехин. Они встретились, постояли в нескольких шагах от тумбочки дневального, поговорили о чем-то. Ротный повернулся и пошел в автопарк, а Гнида направился к трем друзьям. Сначала прошагал мимо, даже не взглянув в их сторону, но вдруг повернулся.