Будучи не только бургомистром Кляйнеегерсдорфа, но и председателем местного Дворянского собрания, он нашел изящный выход, который позволял ему выставить полторы-две сотни бойцов. Ну, или по крайней мере, он сам их таковыми считал.
Решение виделось ему не только изящным, но также и простым, однако более всего важным он почитал то обстоятельство, что оно не было обременительным для казны Кляйнеегерсдорфа. Ополченцами должны были стать лакеи местного дворянства, каковое должно было их вооружить (у многих окрестных землевладельцев, если не у всех, по стенам висело преизрядное количество охотничьих ружей), а поскольку все будущие защитники города и так обеспечивались ливреями своими хозяевами, то и вопрос с формой считался бургомистром вполне решенным -- из старинных хроник ему было известно, что каждый цех или гильдия, выставлявшие городское ополчение в прошлые века, имели отличительные знаки, вплоть до цвета одежды. Так отчего должны были быть единообразно одеты эти новоявленные конруа?
Ну а принадлежность их к Кляйнеегерсдорфскому ополчению бургомистр брался обеспечить за счет одинаковых треуголок с кокардами, каковые и оплатил из своего кармана.
Стоит ли упоминать, что местное дворянство восприняло принадлежавшую герру Копфштюку идею как восстановление своих старинных вольностей, и поддержало ее «на ура»?
Мнением лакеев, разумеется, все поинтересоваться как-то не сподобились.
Таким образом фон Эльке, едва отмахнувшись от настойчивого бургомисторовского настояния отведать что Бог послал, получил сомнительное наслаждение наблюдать кое-как построенную напротив входа в особняк разномастно одетую и не менее разнообразно (вплоть до фитильных пищалей) вооруженную толпу лакеев, лица которых выражали ну просто неземное «желание» погибнуть во славу гроссгерцога. Зрелище это было настолько феерическое, что Эрвин на несколько мгновений ошарашено замер на месте, позволив бургомистру невозбранно отчитаться о созыве ополчения, и передаче его под командование некоему бригадному генералу с до боли знакомой фамилией.
-- Гм... -- откашлялся наконец фон Эльке. -- И кто же командует этим сбр... сводным отрядом?
-- С вашего позволения, герр генерал, командовать ополчением Собрание назначило меня.
-- Вот как? Прекрасно. Чуть позже я выпишу вам патент на чин э-э-э капитана э-э-э-э ландсмилиции, герр Копфштюк. Но, простите. Здесь ведь только рядовые? А где же офицеры и унтера?
-- Мы, Ваше Высокопревосходительство, рассчитывали на помощь армии в этом вопросе... -- замялся градоначальник Кляйнеегерсдорфа.
-- Голубчик мой, -- генерал поглядел на бургомистра сверху вниз, что, благодаря заметной разнице в росте, было совсем не сложно, -- а где ж я-то вам их возьму? Вы видали что от моих сил осталось?
-- Увы, да. Но...
-- А разорять фон Лёве и Кнаубе смысла никакого нет -- кой толк в пехоте от кавалерийских офицеров? Вы, знаете что? Озаботьтесь покуда подбором командного состава, а господ ополченцев пока отдайте в подчинение бригаденинтенданту Зюссу. У него всегда есть потребность в лишних руках. Сколько надобно офицеров и унтеров Зюсс же вам и расскажет.
Покинув бургомистра, и бормоча себе под нос что-то про дом скорбных умом, Эрвин поспешил в ратушу, справиться о раненых, да всего ли хватает, а герр Копфштюк, поспешно сопроводив ополчение к Зюссу, огорошенному их появлением не более едва ли, чем фон Эльке, поторопился изловить фон Лёве, дабы тот повоздействовал на генерала, и тот таки отзавтракал.
Юстас, который и сам перекусить был уже вполне не прочь, клятвенно обещал просьбу бургомистра исполнить и отправился за Эрвином, которого нашел инспектирующим состояние войск. Состояние -- что физическое, что моральное, -- было, мягко говоря, неважнецким.
-- Надо отступать. -- негромко, так, чтобы не слышал личный состав, поделился с майором своими невеселыми мыслями фон Эльке. -- Люди истощены и подавлены, вряд ли они сейчас намного боеспособнее местного ополчения.
-- Боеспособнее кого? -- не понял фон Лёве, и, выслушав краткое и нецензурное объяснение бригадного генерала, в задумчивости потеребил ус.
-- Это было бы смешно, если б не было столь печально. -- вздохнул он, наконец. -- Хотя общий ход мыслей Копфштюка мне н`гавится.
-- А вот теперь представь, Юстас, как мы будем выглядеть в его глазах. Да и глазах всех местных, когда продолжим марш.