Она поднялась со стула, осторожно ощупала свою прическу, пытаясь без зеркала понять, хорошо ли выглядят ее волосы, а потом набросила на плечи длинную темно-синюю бархатную накидку, скрыв под ней измятое и перепачканное кровью платье -- переодеваться было слишком долго, да и бессмысленно. Новый наряд тоже быстро пришел бы в негодность.
-- Может, все-таки пообедаете сначала? -- в последний раз предложила фон Шиф, тоже закутываясь в накидку.
-- Сперва заглянем к легко раненным -- а потом я и пообедаю, и отдохну, -- решительно покачала головой герцогиня. -- Они ведь наверняка уже знают, что я здесь. Если я их не навещу и не скажу им хотя бы пару слов, не пожелаю выздоровления -- они же решат, что я о них не подумала, что мне все равно...
-- Ну что вы, никому из ваших подданных и в голову такое не придет! -- с жаром возразила Мафальда. -- Они знают, что вы их любите, и понимают, что здесь вы заняты с теми, кому больше нужна помощь.
-- Все равно, я обязана нанести им хотя бы короткий визит! -- стояла на своем Эвелина, и ее любимице не оставалось ничего другого, кроме как снова составить ей компанию.
В том строении, где разместили не очень серьезно пострадавших, стояла совсем иная, гораздо менее мрачная, а местами даже веселая атмосфера. Еще в коридоре герцогиня с фрейлиной услышали доносящиеся из-за приоткрытых дверей громкие голоса, а потом и звонкий смех. Женщины направились к одной из дверей, и разговор находившихся за ней людей стал слышен отчетливее.
-- ...и все-таки лучше бы нас в женском монастыре разместили! -- воскликнул кто-то из пациентов, и в ответ послышался новый взрыв хохота.
Развить эту мысль весельчаку однако не удалось -- Мафальда потянула на себя дверь, открыла ее чуть шире и, не заглядывая внутрь, громко объявила:
-- Господа, вас желает видеть Ее Светлейшее Сиятельство!
Из-за двери послышалась приглушенная возня и громкое перешептывание: обитатели кельи поспешно пытались привести свое временное жилище в подобающий для визита правительницы вид. Эвелина с Мафальдой выждали около минуты, давая им такую возможность, после чего с торжественными лицами вошли внутрь.
Коек в келье было шесть, но людей -- не меньше десятка: как видно, сюда пришли «в гости» пациенты из соседних комнат. Среди них началось еще более сильное замешательство. Часть из них, сидевшие на койках, поспешили встать, кривясь от боли и тихо кряхтя, двое лежавших в постели заерзали, словно пытаясь вытянуться по стойке «Смирно!» в горизонтальном положении, а еще одна фигура, занимавшая кровать в самом дальнем от двери углу, торопливо накрылась одеялом с головой. Разглядеть его лицо Эвелина и Мафальда не успели, но темные вьющиеся волосы этого человека сразу показались им очень знакомыми.
-- Пожалуйста, не вставайте! Лягте обратно! -- воскликнула Эвелина, оглядывая келью и улыбаясь каждому пациенту. -- Я здесь нахожусь не как гроссгероцогиня, а как сестра милосердия!
Один из лежащих молодых солдат чуть слышно хмыкнул, но сидевший на краю его койки военный постарше поспешно кашлянул и объявил в полный голос:
-- Для нас это очень большая честь, ваше Светлейшее Сиятельство!
Герцогиня ответила ему очаровательной улыбкой и направилась к койке в углу, хозяин которой лежал под одеялом неподвижно и, казалось, пытался притвориться мертвым.
-- Здравствуй, дорогой паж фон Айс! -- громко сказала Эвелина, останавливаясь рядом с койкой и с трудом сдерживая улыбку.
-- Теперь, если не ошибаюсь, юнкер фон Айс, -- подсказала ей тоже подошедшая к Францу Мафальда.
-- Ах да, юнкер... -- рассеянно повторила ее госпожа. -- Ну же, Франц, вылезай! Неужели я страшнее, чем пули и снаряды?
За спиной у нее послышались сдавленные смешки, но гроссгерцогиня пропустила их мимо ушей.
Франц медленно высунул из-под одеяла голову. Весь несчастный вид юноши говорил о том, что Ее Сиятельство для него и правда была гораздо страшнее противника на поле боя.
-- Лежи, не вставай! -- повторила Эвелина. -- Я не собираюсь тебя ругать -- это и так сделают твои родные, когда ты вернешься домой. Расскажи, как ты себя чувствуешь?
-- Ваше Сиятельство... хорошо, -- пробормотал молодой человек и начал приподниматься, собираясь хотя бы сесть, раз уж поприветствовать правительницу стоя ему не разрешили. -- На самом деле я... ох!
Сесть и выпрямиться, опираясь только на левую руку, у Франца не получилось -- он машинально попытался помочь себе правой, и, не удержавшись, скривился от боли. Лицо его, до этого раскрасневшееся от волнения, мгновенно побелело.