По мнению Есенина, все столичные литераторы были западниками и задачей крестьянских поэтов и писателей являлось противостояние им. По этому поводу Сергей Александрович писал А.В. Ширяевцу:
«Бог с ними, этими питерскими литераторами, ругаются они, лгут друг на друга, но всё-таки они люди, и очень недурные внутри себя люди, а потому так и развинчены. Об отношениях их к нам судить нечего, они совсем с нами разные, и мне кажется, что сидят гораздо мельче нашей крестьянской купницы.
Мы ведь скифы, приявшие глазами Андрея Рублёва Византию и писания Козьмы Индикоплова с поверием наших бабок, что земля на трёх китах стоит, а они все романцы, брат, все западники, им нужна Америка, а нам в Жигулях песня да костёр Стеньки Разина.
Тут о “нравится” говорить не приходится, а приходится натягивать свои подлинней голенища да забродить в их пруд поглубже и мутить, мутить до тех пор, пока они, как рыбы, не высунут свои носы и не разглядят тебя, что это – ты. Им всё нравится подстриженное, ровное и чистое, а тут вот возьмёшь им да кинешь с плеч свою вихрастую голову, и боже мой, как их легко взбаламутить».
Но вернёмся к январским высказываниям великого поэта.
О религии: «Я выплёвываю Причастие (не из кощунства, а не хочу страдания, смирения, сораспятия)».
Об интеллигенции: «Интеллигент – как птица в клетке; к нему протягивается рука здоровая, жилистая (народ); он бьётся, кричит от страха».
Есенин неслучайно затронул этот вопрос: как раз в эти дни Блок работал над своей знаменитой статьёй «Интеллигенция и революция», которая была напечатана 19 января в газете ЦК партии левых социалистов-революционеров.
О социальном неравенстве: «Щит между людьми. Революция должна снять эти щиты. Я не чувствую щита между нами».
О себе: «Из богатой старообрядческой крестьянской семьи – рязанец».
Это ответ на вопрос Блока о том, где Есенин почерпнул свои немалые знания? Ответ прост – из книг. Но поэт почему-то счёл это зазорным и сочинил легенду о своём происхождении, о деде-старообрядце. То есть объявил себя выходцем из глубинных слоёв народа, наследником мудрости пращуров и их богатств: «Никогда не нуждался» (?!).
«Разрушают только из озорства». Это ответ собеседнику на вопрос об ущербе, причинённом в ноябре Московскому Кремлю.
«Образ творчества: схватить, прокусить. Налимы, видя отражение луны на льду, присасываются ко льду снизу и сосут: прососали, а луна убежала на небо. Налиму выплеснуться до луны». То есть вершины творчества недосягаемы, предела здесь нет.
В итоге новогодней встречи с мэтром русской поэзии Есенин самоутвердился по отношению к нему и, по его выражению, был готов «загнуть салазки» своему кумиру – занять его место на поэтическом олимпе. Скромностью этот большой поэт не страдал.
В январе Сергей Александрович работал над поэмой «Инония». «Про свою “Инонию”, – вспоминал В.С. Чернявский, – ещё никому не прочитанную, он заговорил со мной однажды на улице как о некоем реально существующем граде и сам рассмеялся моему недоумению:
– Это у меня будет такая поэма… Инония – иная страна».
Не удержался и прочитал первые строфы:
Собеседник Есенина на рубеже 1917–1918 годов часто встречался с поэтом, был своим в его доме и оставил интересные наблюдения за частной жизнью друга.
Семья и литературное окружение. Есенин и Райх жили в доме № 33 по Литейному проспекту – наняли на втором этаже две комнаты с мебелью, окнами во двор.