— Вот, возьмите, — протянула Бениславская деньги извозчику.
Извозчик снял шапку, перекрестился.
— Христос с вами! Полно, Сергей Александрович, нешто я не видел, отколь вы вышли! Может, еще свидимся. Что мы, нелюди? Нешто мы не понимаем! Но-о-о-о! Милай! — хлестнул он вожжами лошадь и, обернувшись, крикнул: — Держись, Сергей Александрович! Бог не выдаст, свинья не съест. Ничаво!
Тронутый до слез участием простого извозчика, Есенин засмеялся.
— Ну, пошли. Показывайте свое жилье, Галя.
Катя бросилась вперед, открывая дверь в подъезд.
Галя, чинно взяв Есенина под руку, обернулась по сторонам. «Хоть бы кто из знакомых увидел мое счастье!» Но не встретив никого, рассмеялась своим глупым желаниям.
Как бы случайно прижавшись к Есенину в узкой двери, Галя так и шла с ним до лифта, где их ждала Катя с шутливо-многозначительным лицом, всем своим видом давая понять: уж она-то знает, к чему дело идет!
Глава 3
ОТСРОЧКА
Хлысталов понимал, что без изучения материалов, находящихся в прокуратурах и секретных архивах КГБ, восстановить причину трагической смерти Есенина нельзя, и он решился обратиться напрямую.
Заранее заказав пропуск, поднявшись на нужный этаж и пройдя по длинному коридору, Хлысталов постучал, отворил дверь и вошел в приемную высокого начальства КГБ.
— Я Хлысталов Эдуард Александрович. Здравствуйте!
— Здравствуйте! Пожалуйста, товарищ Хлысталов. Вас ждут, — произнесла услужливая секретарша.
Хлысталов вошел в кабинет. Начальник, в сером костюме, в белоснежной рубашке, отложив в сторону свежие газеты, предложил Хлысталову кресло:
— Здравствуйте, Эдуард Александрович. Слушаю вас.
— Я хотел бы получить доступ в архивы КГБ, чтобы отыскать дело по факту самоубийства в «Англетере» поэта Сергея Есенина, — выпалил Хлысталов давно заготовленную фразу.
Начальник изобразил на своем лице недоумение:
— Самоубийство Есенина? А для чего вам это нужно?
— Хочу установить правду о гибели поэта.
— А разве она не установлена? У вас имеются какие-нибудь документы?
— Я полковник милиции, заслуженный работник МВД СССР, — протянул Хлысталов свое удостоверение.
Начальник, заглянув в него на всякий случай, небрежно бросил его обратно Хлысталову.
— Меня это не интересует. Кто поручил вам заниматься делом Есенина? — Лицо его стало неприступным, глаза злыми.
— Я выступаю как частное лицо.
— Следствие ведут знатоки, — съязвил начальник. — Полковник Хлысталов, вы более чем кто-либо другой должны знать порядок ознакомления с архивными документами постоянного хранения! — отчитал он Хлысталова.
Оторопев от такого приема, Хлысталов, помедлив, встал, положил удостоверение в нагрудный карман. Он еще надеялся, но начальник вновь потянулся к газетам.
— Все, товарищ полковник! Будут еще вопросы?
— Благодарю вас, — растерянно ответил Хлысталов и, повернувшись, вышел в приемную.
— До свидания, — сочувственно сказала ему вслед секретарша.
Выйдя из здания, Хлысталов сделал несколько глубоких вдохов, поглаживая сердце, не торопясь отыскал свою «волжанку», сел и, положив руки на руль, уткнулся в них.
— Как башкой об стену! Эх!!! А ведь предупреждал меня друг-чекист Леша Велинов! Ну вот и убедился — не расстаются со своими секретами чекисты ни в какие времена! Ах, Сергей, Сергей! До сих пор они тебя боятся. Даже мертвого боятся! Ничего… Будем искать другие подходы. Найдем другие секретные архивы! — Он тронулся, лавируя средь машин.
«Все равно тайное рано или поздно становится явным», — вспомнил он слова Леночки Котовой.
Вспомнил их последнюю встречу, когда она, оглядываясь по сторонам, шептала: «Вот документ, Эдуард Александрович, его мой сокурсник по историко-архивному достал мне на один день. Ой! Если его поймают, беда будет! Вы его прочтите прямо сейчас. А потом я его перепишу вам, если понадобится».
Хлысталов поглядел по сторонам Тверского бульвара, ее тревога передалась и ему. Он положил документ в сложенную газету и, откинувшись на спинку садовой скамейки, принялся читать.
«Кровавый красный террор, проводившийся в стране ВЧК, вызвал бурю протестов. Некоторые руководители страны откровенно называли ВЧК собранием убийц и насильников. Многие вожди, понимая, что не сегодня-завтра они сами могут стать жертвами произвола, выступали на заседаниях ЦК партии против репрессий ВЧК. Дзержинский от расстройства упал в припадке эпилепсии прямо на заседании…»